Отмщённый

– Можешь, Катя. Я должен искупить свою вину перед тобой. Ты вон падала, вязку на кофточке потянула – новую придется покупать, носик испачкала, и вообще вся жизнь твоя сегодня вздрогнула…

Она заплакала. Закопалась личиком в ладошки и несколько минут дрожала. Потом посмотрела на него, хлюпнула носом.

– А ты? Это ведь твои деньги.

– Меня финансы мало интересуют, – признался Павел. – Разве только в качестве поддержки штанов. Если не возражаешь, возьму тысячи две или три на текущие расходы.

– Возьми, – она улыбнулась сквозь слезы.

И снова они молчали, таращились друг на друга. Они не шевелились, хотя, наверное, каждый из них почувствовал желание подняться и что-то сделать.

– Уфф… – Катя первая выбралась из оторопи. – Не сказать, что я такая уж запойная алкоголичка, но в бардачке машины есть еще одна бутылка коньяка.

Новость стоила того, чтобы хорошенько и всесторонне ее осмыслить. Павел погрузился в задумчивость.

– Я не сбегу, – на всякий случай предупредила Катя. – Даже с деньгами не сбегу. Здесь десять метров.

– Десять, говоришь… – Павел взъерошил жесткие волосы. – С одной стороны, не стоит, я бы не советовал тебе больше пить…

– Как хорошо, что у любого вопроса имеется вторая сторона, – умилилась Катя. – Так я пошла? Где-то тут были ключи…

Он страшно волновался за нее. Во-первых, он не был уверен, что она не сбежит (женские мозги – потемки), а во-вторых… Даже с бутылкой не разобраться, почему он так за нее переживал. Катя ушла, а он припал к шторке, сделал дырочку, наблюдал за палисадником с бьющимся сердцем. Вот она возникла в фокусе, спрыгнув с крыльца – в рваных калошах, надетых на «босы» колготки, в испачканной кофточке, с распущенными волосами. Она споткнулась – ну, как же без этого! – и сердце екнуло. Короткий элемент из украинского гопака – и не упала. Зато обронила ключи от машины! Действительно, не женщина, а катастрофа. Пока нашла, обожглась о крапиву, пока вернулась обратно на тропу – он весь издергался… Она шла к калитке, будто пьяная – качаясь и волоча ноги. Так хотелось подставить ей плечо и приобнять за талию. Там было не десять метров, а все двадцать! И каждый метр, как ножом по сердцу. Это было что-то новенькое в практике беглого заключенного. Он должен был всесторонне осмыслить свои ощущения и чувства. Это было приятно, но так некстати… Катя преодолела «демаркационную линию» в виде раздолбанной калитки. Забралась в машину, отставив симпатичную попку, и появилось тревожное чувство, что машина сейчас поедет. Но все закончилось благополучно, она вновь пересекла опасный участок, прижимая к груди бутылку, всего лишь пару раз споткнулась. Хлопнула дверь, Павел отпрянул от окна. Когда она вошла, покачиваясь, он сидел у стены, как будто и не вставал, и отрешенно созерцал дальнюю стену.

– Я себя чувствую какой-то пьяной, – призналась Катя, падая на софу. – Хотя не должна… – И в панике, с ужасом уставилась на пачки банковских билетов, которые продолжали валяться на полу.

– Собери и спрячь, – сказал Павел. – Только не в сумочку.

– А куда? – удивилась она. – Убери обратно в свой школьный рюкзак. У тебя они будут целее.

С этим тезисом можно было поспорить, но резон в словах девушки имелся. Он сложил все блага мира в грязный пакет и отнес обратно в подвал. Когда он вернулся, Катя извлекала из пакета продукты. Вдруг он встал как вкопанный. Сработал тонкий нерв, ответственный за чутье. И сразу зачесалось, заныло все тело. Голова обрела предельную ясность, все чувства обратились в слух. Она заметила, что с парнем происходят метаморфозы, насторожилась:

– Что-то не так?

– Подожди, – он приложил палец к губам. – Что-то не так, – еще и пошутил.

Он на цыпочках подбежал к окну – единственному экрану в проклятый внешний мир, привычно отогнул занавеску. И вдруг отпрянул, словно ужаленный.

– Эхо увидел? – нескладно пошутила Катя.

– Атас, девушка… – гулко прошипел он. – Как говорят в приличном обществе, мусора хазу запулили… Не бойся, – опомнился он, видя, каким ужасом наполняются ее глаза. – Пока не почикали, но уже идут на шмон. К калитке подходят. В общем, так, Катюша. – Он засуетился, стал осматриваться, не осталось ли компромата. Попятился к открытому люку. – Импровизируй, прикинься пьяной – дескать, спала, ничего не знаю. Можешь сдать меня, дело хозяйское, получишь благодарность от правоохранительных органов…

– Я не сдам тебя, – прошептала она. – Можешь не переживать…

– Но будет, скорее всего, не благодарность, а пуля. Глотов и Плакун не будут церемониться с теми, кто со мной общался. И деньги в этом случае придется вернуть.

– Тогда точно не сдам. – Она нервно засмеялась.

Он уже нырял в погреб. Но прежде чем нырнуть, не удержался, оглянулся. Растерянная женщина, оставшаяся наедине с неведомым, металась между дверью и столом. Схватила зачем-то сумочку, поставила обратно. Стала яростно растирать глаза. Схватила бутылку коньяка, открутила горлышко, жадно присосалась, запрокинув голову. «Страсти-то какие, боже мой», – подумал Павел и полез в дыру.