Этим она совсем не хотела переключить его на бесконечные жалобы на его начальника в рекламном агентстве. Но что поделаешь? Гален все равно заговорил бы на эту тему. Грэйс слушала ничуть не интересовавшие ее подробности вполуха и держала нос у открытого окна. Так они и доехали до дома, даже быстрее, чем она ожидала.
Дома она первым делом просмотрела скопившуюся за время ее отсутствия почту. Эта привычка осталась у Грэйс с тех давних лет, когда почта значила для нее очень многое. Тогда она была начинающей писательницей, со жгучей надеждой рассылала свои рукописи по всем издательствам, но в ответ получала отказы. С тех пор у Грэйс сохранилось трепетное отношение к содержимому почтового ящика, хотя в последнее время не приходило ничего важного. Для Грэйс почта не являлась престижным способом связи. Теперь в издательском деле (да и в любом другом деле, включая ее доктора и дантиста) пруд пруди молодых людей, которые не помнят того времени, когда звонок из дальнего города нередко означал что-то из ряда вон выходящее или какую-нибудь беду, например, смерть родственника. Теперь же междугородные и даже международные звонки стали обычным делом, а почта используется в основном для выражения соболезнований. Гален оказался прав — большую часть почты составляли письма с соболезнованиями по поводу постигшей ее утраты. Все конверты содержали траурные карточки, похожие друг на друга как две капли воды. Но почему они так похожи? Ведь у женщин бывает самое разное отношение к бывшему мужу. Одни его ненавидят, а другие по-прежнему любят, что, по мнению Грэйс, гораздо хуже.
Теперь Грэйс и сама не знала, как ей относиться к Томми. Пока он был жив, его существование раздражало ее, несмотря на то что они редко общались. Однажды они случайно встретились на съезде торговцев книгами. Томми можно было бы назвать самой любезностью, если бы Грэйс не мешали ее воспоминания. Грэйс узнавала о событиях, происходящих в жизни Томми, только из средств массовой информации. О Томми часто писали, особенно после того как он женился на Киттен Фэрлей.
Когда Грэйс узнала о его смерти, она прежде всего была потрясена тем, что он скончался в таком молодом возрасте — Томми был старше ее всего на несколько лет. Из первых сообщений нельзя было понять, что он умер не своей смертью. Когда же стало ясно, что его убили, потрясения уже не было, а только мрачная радость — Грэйс восприняла это убийство как давно заслуженную им кару. Наконец Томми мертв. И слава Богу. Правда, она старалась сдерживать присущую ей язвительность, но это плохо удавалось, да и понятно почему — ведь Томми украл у нее нечто драгоценное. Нет, не только девственность. Он украл у нее веру в любовь.
Поэтому Грэйс не хотела ехать на его похороны. Но позвонила Тамара Литевски, его адвокат, и сообщила о последней воле покойного — все четыре жены должны присутствовать на его похоронах. Кроме того, присутствие всех четырех женщин было необходима для оглашения завещания.
Жалела ли она, что поехала на похороны? Пожалуй, кое-что было там интересным. Но злость на Томми не проходила, а это значило, что он все еще продолжает властвовать над ее жизнью.
— Все еще думаешь о нем? — Гален уже успел отнести сумки наверх в спальню и спуститься вниз. Он положил ей на плечи руки. Она раздраженно высвободилась — воспоминания о Томми действительно овладели ею.
— Как ты мне надоел с этим Томми, — сварливо огрызнулась она. — Можешь ты говорить о чем-нибудь другом?
Уязвленный ее колкостями, озадаченный, Гален ушел в гостиную и обиженно сел у окна созерцать травку во дворике. Грэйс вздохнула. Какая же она сука! Ну почему она порой месяцами зловредничает так, словно сходит с ума от климакса?! Почему она все время срывает злость на Галене? Грэйс вошла в гостиную, присела к нему.
— Прости, — изобразила она женственный голосок.
— Не верю.
— Честно, прости меня.
— А потом снова начнется.
Ого, да он и в самом деле обиделся. Великолепно. Ей нравилось, когда он раздражался от ее дурных выходок. Но, к сожалению, он часто бывал таким стойким, таким спокойным и неподдающимся, что Грэйс сходила с ума, не зная, каким способом можно больней ему досадить. А теперь это ей удалось, и она разразилась хохотом. Гален воззрился на нее своими тревожными глазами. Вскочил и побежал прочь от стервы.
— Вернись, — вскрикнула стерва, — я буду хорошей. Клянусь!
Он остановился, насупившись, как маленький обиженный мальчик. Она подошла к нему, обняла крепко, вынуждая мальчика ответить ей тем же.
— Ты же знаешь, какая я сука, — примирительно сказала она.
— Это верно, — радостно согласился он. И прошептал ей в ухо: — Пойдем наверх?
Ей, по правде говоря, совсем не хотелось заниматься с ним любовью. Но ему, как она явственно чувствовала, хотелось этого очень-очень.
— Может быть, я вначале приму душ? — уступила она.
Душ был ее убежищем, отдушиной и отрадой. Как она любила ласкающую теплую воду! В детстве Грэйс обожала мыло «Ярдлис Инглиш Лаванда», и с тех пор пользовалась только им. Это позволяло ей чувствовать себя такой взрослой и опытной.