Открывается внутрь

– Ну, а работа как? На работе-то вы как, удерживаетесь?

Алисе хочется ответить «а что на ней удерживаться, я не монтажник-высотник», но она удерживается: удерживаюсь, – говорит.

Ага, ага (переглядываются), а работа как?

Финансы, музей, нет – не директором, заместителем, наш отдел небольшой, – музей, этот, знаете, где все вот авангардисты и все вот это

ага, ага – гм! – конечно, знаем! – тучка, солнце

(старая врачиха улыбается Костику, подмигивает, цокает языком, но Алиса понимает, что это не имеет особого практического смысла)

какой спокойный у вас парень-то

а муж есть у вас?

гражданский муж, – уверенно врет Алиса, – мы вместе уже десять лет

о! – ого! – ага…

вот это да… молодцы… ну, молодцы! – ну что, отпускаем? Да?

– Погодите, – вдруг говорит мордокрасный доктор, который от бумаг не отрывался, все листал и листал, – а тут вот написано «не замужем» – это как? Восемь лет назад.

– Гражданский брак! – подсказывают ему. – Гражданский, Евсей Елисеич!

– А-а, гражданский – так это вовсе и не брак, – он смотрит на нее, прямо вперяется, – ага! Алиса! Из страны чудес… Помню такую! Это же вы восемь лет назад сюда приехали – вас привезли – ну-у, слушайте, и это вот вы хотите с учета сниматься? Это мы вот ЭТУ самую Алису с учета снимаем? Там же острый психоз в анамнезе, а на ее таблетках вообще-то водить машину нельзя – меня ваш ВОЗ не интересует, вот, я беру наш отечественный справочник и читаю русским по белому, НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ – водить – а? – ради чего вы это всё затеяли вообще? – вы же пить эти таблетки и дальше собираетесь, или как? Вы вообще зачем тут пришли наше время тратить – я НИЧЕГО не подпишу, это профанация! – еще и ребенка травит!

– Алиса, вы можете пока выйти с ребенком, нам нужно все обсудить, – шепчет старая врачиха. – Все будет нормально…

* * *

Алиса с Костиком выходят в коридор. Очередь, все сиденья заняты, но при виде Алисы встают сразу трое: молодой человек, постигший всю философию жизни, худющий, с бородкой; полная дама в розовой юбке; алкаш в дырявых ботинках. Алиса благодарит, садится рядом с цыганкой в платке, которая играет в шарики на своем допотопном, перемотанном изолентой мобильнике. Играет она с музыкой, зелено-фиолетовые шарики помигивают и булькают. Костик радуется и тянется к мобильнику – и тут же пугается: страшная! – нос огромный, бородавки, пятна и рытвины, черно-седые пряди из-под платка, резкий запах.

– Кароший, кароший мальчик, – говорит цыганка, и морщины на ее лице складываются по-другому, теперь лицо улыбается, а рука гладит маленькую руку Костика. Тому и страшно, и интересно.

Но тут из кабинета выходит мордокрасный доктор, а за ним и остальные. Старая врачиха следом, с кем-то разговаривает, а на Костика и Алису больше не глядит.

– Пошли, – резко бросает чувак. – ЭЭГ тебе сделать надо.

Алиса подхватывает Костика и с радостной надеждой спешит за чуваком в соседнюю дверь.

– А ребенка куда? – останавливает ее чувак.

Теперь Алиса видит, как его зовут. На нем бейдж: Кондрашкин Евсей Елисеевич. Алиса что-то смутно припоминает, но ум сопротивляется и полностью выдавать воспоминание не хочет.

– А куда мне его?

– А куда хочешь. Ты чем думала, когда сюда его тащила?

Алиса садится на стул с датчиками. За столом – медсестра.

– А почему она с ребенком?

– У нее спросите. Алиса, мы ждем.

– Нет, а куда я его дену?

– Мы понятия не имеем! ЭЭГ с ребенком делать нельзя!

– В коридоре оставьте, – приказывает медсестра.

– Годовалого ребенка в коридоре?.. Давайте я ему глаза закрою, грудь дам, чтобы не испугался.

– Какую грудь?! Катя, посмотри на нее, она с учета пришла сниматься. Ненормальная же абсолютно, это сразу видно, какую тебе справку, зачем ты вообще приперлась…

– Мы ждем, – говорит медсестра.

Нет, я уже ждать не буду, – злорадно говорит мордокрасный Кондрашкин. – Все, Алиса, иди отсюда. Надо было думать головой, когда приперлась с ребенком.

– Подождите, – говорит Алиса. – Сейчас.

Она выходит с Костиком в коридор. Цыганка еще там.

– Посидите с ним, пожалуйста, – просит Алиса. – Пять минут. Ладно?

– Канешна, – говорит цыганка, принимает Костика на колени и начинает подбрасывать.

Костик дико орет и рвется к Алисе. Он никогда не оставался ни с кем даже на минуту.

Алиса вбегает обратно в кабинет и закрывает дверь.

– Вот это ма-ать, – злорадствует Кондрашкин. – Ты не мать… ты, ну просто я не знаю что такое. Ребенок у ней орет, она его одного оставляет… ох, хорошая была практика принудительной стерилизации… ну что? Давайте, Катя, датчики…

Они не спешат. Ор в коридоре становится надрывным, Костик захлебывается криком. Алиса закрывает глаза. Бля. Может, не стоит оно того, машина эта дурацкая. И правда.

Начинаются вспышки. Алиса сидит как истукан. В коридоре дико орет Костик.

– Ты кому его отдала-то – таким же психам, как сама, – слышится голос Кондрашкина. – Щас украдут его у тебя, всемирная ты наша. Кому давала-то, помнишь? – Кондрашкин посмеивается, и Алиса понимает, что он имеет в виду. Перед закрытыми глазами вращаются красно-фиолетовые водовороты, пульсируют веретена, мельницы, огни.