Отгремевший Гром из иных миров (СИ)

========== 5. “Глаза” ==========

Внимательно. Майя слушала Авендаля, внимая каждому его слову. Будто бы страшная сказка, звучал его рассказ о недавнем прошлом, и поверить в такое, по правде, было непросто.

Иные миры! Картины — порталы! Война кистей и красок, оживляющих небыль! Миры…. Мастера… искусство, что творит чудеса?!

— Так ты… волшебник… — все, что смогла вымолвить она.

— Кто?

— Ты творишь чудеса! Это ведь волшебство, да?

— Это дар, — ответил юноша и тяжело вздохнул. — Дар, от которого я уже пытался однажды отречься. Он не приносит никому радости.

— На… войне никогда не бывает счастья… — Майя прекрасно понимала: ее слова звучали глупо, жалко и мало что значили для гостя, но просто промолчать она тоже не могла.

— Ты не была на войне, — верно заметил Авендаль.

— Но я много о ней читала.

— Никакой текст и рассказ не в силах передать ужаса сих бессмысленных разрушений, — возразил Унамар.

— Нас с детства учат тому, что война — это плохо.

— И это остановило хотя бы одну из них? — поинтересовался юноша, но девочка отрицательно помотала головой. — Вот так… Никакие учения и предостережения не останавливают войну, потому что ведут ее не те, кто стоят на поле боя, а те, кто смотрят на все издалека, пожиная плоды победы или вкушая горечь поражения.

Майя не нашла, что ответить на этот раз: так тронул и поразил ее этот трагичный рассказ. И говорил ведь он абсолютную правду, отчего девочка еще раз задумалась о том, насколько сильно могут быть похожи эти два мира. Что, если отличает их только раса? И, ведь, внешне Унамар и люди были, по всей видимости, почти идентичны. Теперь, в человеческой одежде, Авендаль нельзя было отличить от представителя этого мира… И все же был он совсем не отсюда, и, прислушавшись к его речи, это можно быть тонко уловить. По словам, по движениям, поведению пришельца кто-то мог бы сказать, что Авендаль «не от мира сего», в чем был бы абсолютно прав.

— А что ты рисовал… ну, до того, как… появился этот дар? — робко поинтересовалась Майя.

— Я рисовал природу, — с печальной ностальгией, которая была в его голосе едва различима, промолвил юноша. — Мне нравились горы со снежными шапками. Этот благородный серый цвет камня был так приятен моему глазу: от него будто бы веяло блаженной прохладой ветров. Еще я рисовал лес, но только его верхушки, за которыми был виден необъятный простор цветущих долин. Рисовал озера глазами тех, кто вольно парил в небе… Пока в моей руке не было поручено рисовать машины, разрушавшие все это великолепие. Я ваял из дерева птиц, как живых. Ковал из металла изящные цветы… до тех пор, пока один из таких не расцвел у меня в руках благоухающим бутоном. Я играл в полях на гоньяне, и ноты вдруг начали превращаться в ярких бабочек… я создавал так много, но все это уже не будет иметь никакого смысла.

— Но… — Майя подалась вперед, воспылавшая энтузиазмом, какого не доводилось ощущать ей еще никогда. — Ты мог бы вернуть к жизни вымерших животных! Нарисовать лекарство от всех болезней! Еду для тех, кто голодает, одежду тем, кто в ней нуждается! — воскликнула девочка. — Как много… можно было бы изменить с этим даром… в нашем мире… да и во всех других! Рисовать дождь в засушливый год, и спасать урожай! Тушить пожары по взмаху кисти! Дарить всем надежду! Неужели, ты не думал о таком?

— Хм… Что говоришь ты, звучит… — вздохнул Авендаль, но так и не окончил. — Вот только ни у меня, ни у других не оказалось времени, чтобы подумать о таком. Опасен тот дар, что может осчастливить всех и каждого, ведь не все хотели бы блага для других, — сказал он, и снова был прав в своих изречениях. — Война мне это не раз показала.

— Н… но, разве… война не в прошлом?

— Война никогда не забывается полностью. Ее отголоски будут преследовать тебя еще очень долго… даже в других мирах

— Много… ты их видел? — радость в голосе Майя почти пропала.

— Несколько десятков, я полагаю… сбился со счета. И нет времени, чтобы стоять и любоваться их чарующими красотами, когда на кону твое существование.

— Я… — протянула девочка, посмотрев в сторону ванной, — должна запустить стирку.

Унамар понимающе кивнул, и Майя отлучилась на несколько минут, пока ее гость принялся разглядывать художественные принадлежности, что не успела убрать хозяйка. Он отвлекся на звук заработавшей стиральной машинки, а после остановил свой взгляд на висящей на стене картине, которая была темной и едва заметной в полумраке, где из освещения была лишь лампочка в коридоре.

Немного небрежные мазки, смесь фиолетового, синего, зеленого и ярко-розового. Что было на ней изображено, понять сложно, но, кажется, суть ее была не на поверхности.

Авендаль бережно провел пальцем по полотну, тихо проговаривая вслух свои мысли: «Мечтательность… — он прошелся по серо-фиолетовым мазкам и перешел к бирюзоватым. — Свежесть и ясность, — Унамар переключился на вишневый со вкраплением багрового. — Счастье и решительность».

— Что это значит? — поинтересовалась Майя.