Отец солдатам

– Что ж ты делаешь?! Мы ж, вроде как, вместе держаться должны. Тебя ж Екименко на «губу» посадит!

– Пусть садит куда хочет, но пока мне этот гад долг не вернёт, я не успокоюсь!

Доброе лицо Лёшки в этот момент стало невероятно злобным, почти багровым, и мне стало как-то стыдно и горько.

Он оттолкнул меня и ещё раз пнул Вовку, который только-только начал подниматься.

Я, вообще, человек справедливый, но жалостливый. Ну, не мог я на это спокойно смотреть и поэтому подошёл к Лёшке и со всего размаху дал ему кулаком по лицу, а затем, схватив его за одежду, отбросил к стене.

Лёшка что-то невнятно пробубнил и уже хотел было прыгнуть на меня, когда раздался металлический голос:

– Смирно!

Вошёл старшина. Все вытянулись. Он оценивающе посмотрел на бойцов, на меня с красным кулаком, на Лёшку с кровью на губах, на Вовку, который чуть не плакал и сказал:

– Позор, воины! Оба потом зайдёте ко мне!

Когда он ушёл, бойцы заголосили:

– Молодчик!

– Мужик!

– Правильно сделал!

И хоть все были на моей стороне, мне было неимоверно стыдно…

***

…Осипов меня вызвал только после отбоя, ибо на это были обстоятельства. Однако до меня он уже вызвал к себе и Лёшку и Вовку, так ещё и свидетелей опросил.

Пришёл мой черёд…

После отбоя я вошёл в кладовую-кабинет. Старшина сидел за своим столом при свете свечи, как в девятнадцатом веке и точил ножичком карандаши. В свете огонька его лицо казалось по особенному задумчивым и хмурым, но в то же время добрым и ласковым.

– Садись, – сказал он.

Я сел напротив него.

– Ну, и что у нас случилось? – спросил он.

– Глупо как-то получилось, согласен, но…

– Так, давай без прелюдии, своё же время тянешь.

– Подрался я, товарищ старшина.

– Из-за чего?

– Заступался.

– За Белова?

– Да.

– Так он же долг не хотел Багрицкому возвращать.

– Да.

– Стало быть, справедливо Багрицкий поступил, – скептически сказал Осипов и прищурился, – или нет?

– Неправильно всё это. Не нужно было ему Володьку бить. Он бы отдал деньги. Хоть он и хохмач, но он отдал бы.

– Думаешь?

– Уверен.

– Что ж…, – старшина отложил карандаши и положил обе свои руки на стол. – Молодец! Хоть ты и допустил строгое дисциплинарное нарушение, но… Молодец! Защита более слабых всегда ценилась в любом обществе. На первый раз наказывать не буду, и лейтенант об этом не узнает, это я тебе, как солдат солдату говорю, но уж если второй раз…. Пеняйте на себя….

Он помолчал, а потом по-дружески спросил:

– Девчонка-то у тебя есть?

– Никак нет.

– Так, вот только не надо здесь всей этой военщины. Мы с тобой сейчас не в строю, командования рядом нет, и нас никто не слышит. К тому же я сейчас с тобой разговариваю, как человек с человеком.

– Хорошо!

– Так говоришь, нету?

– Нету.

Он вновь замолчал, я же, набравшись смелости спросил:

– А у вас?

Старшина заметно помрачнел. Брови чуть сдвинулись к переносице, взгляд упал в стол и погрустнел.

– Была…. До войны….

Осипов заметно побледнел.

– Жили в одном посёлке. А она ж очень красивой была, все за неё боролись. Я тогда был страшным драчуном, прям как ты, – с усмешкой сказал Осипов. – Короче говоря, из всех мужиков она выбрала меня, хотя честно скажу тебе, я имел неважный вид как кавалер – вечно в синяках, в ссадинах, с разбитой губой и грязной рубахе. И тем не менее. Я в тот момент был счастлив, как дитя. Да и влюблён был по уши. Я для неё мог сделать, наверное, всё. Часто мы с ней в поле убегали, там было тихо и пусто, и видно было, как солнце садилось. Но ты не подумай, без глупостей. Так бы и женился бы на ней, но сам понимаешь – призыв, потом война…. Наш полк тогда под Москву перебросили. Это было хуже, чем ад, если такое вообще возможно…. Снег был красно-чёрным от копоти и крови, везде были разбитые танки, самолёты, машины, трупы лошадей и людей. Куда ни глянь – всё залито кровью и везде лежат оторванные конечности человека. Немец тогда был просто зверем. Эх, сколько же наших тогда полегло – не счесть. Тогда-то я, к слову, и получил моё «Красное Знамя». Мы с ребятами тогда этих гадов в блиндаже зажали, а они заняли круговую оборону и им хоть бы что, парочка наших уже спустилась туда к ним – не вернулись. Я тогда сказал ребятам уходить, а сам закидал этих животных гранатами. В общем, я тогда их человек, наверно, восемь убил….

– А орден Отечественной войны как?