Отец солдатам

– Бывает иногда. По ночам.

– Ну, это бывает. Меня мои тоже беспокоят, мне ж пятьдесят четыре уже. А так, всё хорошо?

– Так точно!

Тимошенко прошёлся дальше вдоль строя, с кем-то ещё поговорил даже посмеялся, после чего отошёл обратно и приказал приступить к церемонии.

Перед взводами вышли командиры и младшие командиры взводов, они подзывали нас одного за другим и каждый боец зачитывал текст Присяги, которую мы и без того знали наизусть. Тем временем, к каждому взводу кто-нибудь подходил. К нам, например, подошёл Оксанов.

Вскоре, вызвали меня. Сердце ёкнуло от неожиданности, но я сумел сохранить самообладание и спокойно подошёл.

Текст Присяги я прочитал на одном дыхании, ибо чувствовал, как внутри меня всё меняется. Как я становлюсь солдатом.

Оксанов пожал мне руку со словами:

– Поздравляю, боец! Служи честно! Желаю успеха и солдатского счастья!

– Служу Советскому Союзу!

– Встать в строй!

– Есть!

Через полчаса вся рота приняла Присягу. Взводные доложили Терехову. Терехов – Оксанову, Оксанов – Воронцову, а Воронцов уже – Тимошенко. Маршал сказал для нас пару слов и поздравил с принятием Присяги. По плацу разнеслось троекратное «ура». Оркестр заиграл гимн СССР, который все пели с небывалым воодушевлением.

После, поступила команда «к торжественному маршу, повзводно».

Это был для нас своего рода экзамен…. Один из сложнейших в нашей жизни, ибо, во-первых экзаменатором был маршал, а во-вторых, нам надо было показать, что хоть в чём-то мы уже не новобранцы, а солдаты.

Наша рота шла последней, поэтому у нас было достаточно времени, чтобы морально подготовиться.

Перед прохождением нашего взвода, Осипов обернулся к нам и, улыбаясь, сказал:

– Так, солдаты, всем улыбаться как я! Давайте покажем им, как надо! «Дадим им жизни!»

Надо сказать, что эти слова так сильно взбодрили нас, что когда мы проходили перед трибуной, Тимошенко, всё время сохранявший невозмутимое выражение лица, улыбнулся, а Воронцов не удержался и крикнул: «Молодцы!»

После, мы вернулись в казарму, положили автоматы в оружейную и вновь построились. Старшина поздравил нас с принятием Присяги, прошёл вдоль строя, пожав каждому руку и сказал:

– Ну, что ж, далее вас ждёт всё самое интересное. Теперь вы солдаты, но пока, скажем так, недомужики, а юнцы. Ладно, у меня для вас хорошая новость. Сегодня вы идёте в увольнительную. Всем вернуться к восьми часам вечера. Вопросы?

– Разрешите, товарищ старшина? – спросил Лосев.

– Да, Виталь, слушаю тебя.

– Почему, когда товарищ маршал к вам подошёл, вы к нему по имени отчеству обратились?

– Понимаешь, военные, хоть и страшные люди, но они, прежде всего люди, понимаешь? Такие же, как и мы с вами. Так вот, я смотрю на него, как на человека. Он, ведь, добрый на самом деле, хоть и бутылку любит. К тому же, он к нам в Будапешт приезжал, и орден Славы мне сам вручал, видимо запомнился я ему, хотя мне всегда казалось, что лицо у меня самое обычное….

Мужская жизнь

Шёл уже третий месяц нашей службы в полку. За это время каждый из нас сделал свой собственный вывод к кому как надо относится.

К кому-то относились с неприязнью, к кому-то с юмором, а кому-то с уважением.

Скажем, к старшине у нас у всех было однозначное уважительное отношение, ибо он нас никогда серьёзно не наказывал, хотя обещал, тем самым он напоминал нам Суворова, однако не в этом дело. Главное то, что он в общем-то был строг, так и положено быть военному человеку, но это была эдакая отцовская строгость, любовная.

К примеру, было у нас такое дело, что надо нам было загружать алюминий в грузовики. Дело достаточно пыльное и тяжкое, ничего не скажешь. Осипов тогда шутливо сказал:

– Так, хлопчики, идём «лемень» грузить!

Естественно среди нас нашёлся умник, считавший своим долгом показать отцу-командиру свою грамотность – Виталя Лосев, который ответил:

– Не «лемень», а алюминий, товарищ старшина.

Осипов усмехнулся, ехидно глянул на него и так же ехидно сказал:

– Умный значит. И таблицу умножения знаешь?

– Так точно!

– И корни, небось, извлекать умеешь?

– Так точно! Умею!

– Ну что ж, вот тебе дуб, иди и извлекай!

И он указал на здоровенный дуб у здания штаба полка. Мы сдержанно захихикали.

– Ладно, Виталя, отставить! – засмеялся старшина. – На будущее, мы здесь все не шибко образованные. Скажем, у меня только семь классов образования, а школу закончить я не успел, потому что работать мне надо было, папа серьёзно заболел, не мог работать, и я вместо него пошёл…

***

… Как-то поспорил Лёшка Багрицкий (командир четвёртого отделения) с Вовкой Беловым. Из-за чего спорили не помню, пожалуй, они бы сами не вспомнили, но поспорили они на три рубля. Короче говоря, Вовка проспорил, а долг отдавать всё не торопился.

Как-то раз мы все драили полы в казарме. Лешка как-то незаметно спросил:

– Ну, Вова, когда долг вернёшь?

– После дождичка в четверг! – пошутил он. Иной бы кто посмеялся, но тогда…

Лёшка резко поднялся и со всего размаху пнул, стоявшего «на карачках» Вовку, что тот влетел лбом в железную ножку койки. Я тоже поднялся и встал перед Лёшкой со словами: