Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

– Юрий Витальевич Мамлеев познал и увидел гораздо больше меня и всех нас вместе взятых – возможно, в миллионы раз больше, – продолжал свое Дудинский. – Но тут дело не в количестве. Просто слишком много людей во всем мире сегодня выдают себя за тех, кто что-то смыслит в метафизике. На самом деле метафизика – исключительно русское явление. Причем русское и только русское. Вот что главное. Никакой метафизики, кроме русской, в принципе быть не может.

Дугов притворно кивнул, но настолько подчеркнуто притворно, что все приняли его согласие за абсолютную искренность.

– Дело в том, что русские, – уточнил Дудинский, – все поголовно носители романтического мироощущения и люди верующие, то есть идеалисты. Социологи давно выяснили, что среднестатистический русский – единственный в мире, кто мастурбирует, представляя в своем воображении образ Прекрасной Дамы, а среднестатистические европейцы и американцы все поголовно давно уже мастурбируют на пачку долларов[52].

– Чтоб козла этого здесь больше не было, – отчетливо сказала Мария Александровна, все это время хранившая молчание.

II. Рождение

Мамлеев уже при жизни стал мифом. Его биография? Да, официальная есть, конечно. Но за ней – такая бездна всего, что даже смешно говорить обо всех этих «родился», «учился», «уехал», «приехал»… Не надо так – о Мамлееве. Обо всех нас – только так, а о нем – нет. Самим-то не странно – так писать о Мамлееве?

Наталья Макеева. На смерть Юрия Мамлеева

Аномально теплой ночью 11 февраля 1998 года радиоволны донесли до неспящих москвичей известие. Граф Хортица, ведущий передачи «Трансильвания беспокоит», объявил о том, что скоро в Музее Маяковского состоится встреча из цикла «Конец Кали-юги», а гостем станет Юрий Витальевич Мамлеев.

«Тот, кто никогда не рождался, предвечный хаос, повелитель шатунов» – так Граф в своей характерной манере представил великого писателя-метафизика[53].

Сказанное Хортицей невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, но мы все же будем исходить из официальной версии того, как пришел в этот мир один из главных авторов советского культурного подполья и новейшей русской литературы. В конце концов, даже у Федора Соннова, самого мамлеевского из монстров Мамлеева, были родители. «Но сначала о детстве, о том, кто я такой и откудава я взялся. То есть о радетелях», – сказал однажды Соннов только что убитому им прохожему[54]. Последуем и мы его примеру, начав рассказ о рождении нашего героя с истории отца и матери Мамлеева.

По отцовской линии будущий писатель принадлежал к прерванному революцией дворянскому роду, одним из последних представителей которого стал Виталий Иванович Мамлеев, родившийся в 1902 году в Москве. В 1924 году он получил диплом выпускника МГУ, где обучался на правовом отделении факультета общественных наук. По специальности Виталий Иванович не работал: незадолго до выпуска он заинтересовался другими областями знания и обучение продолжил в аспирантуре Психологического института, а именно в социологической секции, которой руководил Михаил Андреевич Рейснер, соучредитель Русского психоаналитического общества.

«Его профессия была <…> экзотической – он был психопатологом. Не психиатром, а именно психопатологом»[55], – напишет Юрий Мамлеев об отце[56]. Это важное для него различие Юрий Витальевич неоднократно подчеркивал и в автобиографических заметках, и в интервью[57], особо, впрочем, не распространяясь о том, чем именно занимался его отец как ученый, и упоминая лишь, что Виталий Иванович изучал Фрейда, когда «фрейдизм еще только входил в моду»[58].

Между тем круг научных интересов Виталия Ивановича был вполне конкретным и полностью соответствовал академическому духу раннесоветского времени. Он действительно интересовался психоанализом, но отнюдь не в романтическо-мистическом разрезе, как можно было бы подумать. В 1930 году в издательстве «Безбожник» вышла написанная Виталием Мамлеевым восьмидесятивосьмистраничная брошюра «Фрейдизм и религия. Критический очерк»[59], в которой он выступил против попыток коллег поставить психоанализ на марксистские рельсы. Религиовед Давид Дамте так описывает эту работу: