Оставив на совести автора разбрасывание публицистическими ярлыками, не могу не согласиться с тем, насколько симптоматично выглядят апелляции к автору, от которого у обывателя волосы встают дыбом, когда они звучат из уст пропагандиста, всеми силами обращающегося к этому самому обывателю. Что-то подобное уже было в 2000 году, когда Мамлеева зачем-то записали в группу поддержки кандидата в президенты России Владимира Путина: с точки зрения здравого смысла его участие в избирательной кампании едва ли принесло будущему главе государства хотя бы один-два голоса, однако путинскому штабу по каким-то причинам было важно присутствие южинского патриарха, плохо говорящего на политические темы и еще хуже в них разбирающегося. Когда Юрий Витальевич умер, ведущий Киселев посвятил ему в эфире своей передачи двухминутный некролог, в котором все смысловые акценты мамлеевской биографии были смещены в сторону «России Вечной». Те же «Шатуны» не были упомянуты даже вскользь. Однако Киселев все же не удержался и после рассказа о «цельном философско-патриотическом учении» добавил: «Чтение, захватывающее дух»[454]. Имея в виду, конечно, не ту книгу, которую только что настоятельно порекомендовал зрителям.
Так или иначе, «Россия» действительно стала вглядываться в Мамлеева и всячески его имитировать. Как будто увидев в этом постмодернистском лукавстве реализацию своих идей, Юрий Витальевич окончательно поддался воздействию того, что из возвышенной мамлеевщины превратилось в убогую киселевщину. И у меня есть одна гипотеза насчет того, как это произошло (помимо того, что Мамлееву не могла не льстить подобная рекурсия). Подозреваю, что причина как минимум частично кроется в сугубо телесной сфере.
Не буду углубляться в область физиологии литературного творчества, но хочу поделиться одним наблюдением из личного опыта. В юности я некоторое время работал во Всероссийском обществе слепых и где-то в течение полугода постоянно общался со множеством слабовидящих людей. Практически у каждого из них я ожидаемо увидел социальную мобильность, стремящуюся к нулю, — при этом не имело значения, родился ли человек незрячим, потерял ли зрение в детстве или в зрелом возрасте. Конечно, нельзя распространять мои наблюдения на всех, кому выпало такое тяжелое испытание, но у многих моих, скажем так, клиентов я заметил занятную особенность: когда речь в наших беседах заходила о политике, они, люди, знающие, что такое существование на российское пособие по инвалидности, выражали невероятную солидарность с нашим правительством во всех его начинаниях. Доходило до того, что небольшая группа слабовидящих как-то раз вышла на пикет с требованием защитить их от эксплуатации (поводом стала совершенно безобразная история: какие-то деловые люди месяцами заставляли незрячих бесплатно трудиться в колл-центре) и тут же была массово осуждена товарищами по несчастью. Но, что более интересно, я обнаружил у многих людей, потерявших зрение, одну особенность: часто они слово в слово воспроизводят всевозможные штампы из официальной пропаганды, при этом сохраняя искреннюю уверенность в том, что это их собственные мысли. Вероятно, такое свойство обнаружилось под конец жизни и у Мамлеева, когда он в своих колонках для газеты «Завтра» с апломбом умудренного опытом старца повторял лживые банальности, услышанные по телевизору: о базах НАТО в Крыму, обманутом украинском народе, триединстве Малой, Великой и Белой Руси и так далее.
Таков печальный итог творческого, да и жизненного пути человека, который придумал себе воображаемую эрзац-Россию, чтобы раствориться в ней и целиком отдаться ее разрушительной воле, направленной на единственную цель — осуществить заговор против внешнего мира.
VI.2. Румба-Макумба
В этой жизни Матвей Петрович Полупанов, которого коллеги звали просто Полупан, твердо верил только в две вещи: в человеческую природу Христа и в то, что в ядерной войне не будет победителя. Два этих знания освобождали его от любых мук совести, которые могут сопровождать человека его профессии.
Трудился он на телевидении, на одном из кабельных каналов. Специализация его была — экстрасенсорика, астрология и снятие порчи. Начинал свою карьеру он, конечно, не с этого, но так сошлись звезды, что натальная карта его жизни привела его, пухлого, с пшеничной копной волос, падающей на пухлые, как и весь он, щеки, за большой белый стол, на котором круглел, как лицо Полупана, хрустальный шар — сделанный, впрочем, из пластмассы. Напротив стола размещалась одна-единственная камера, которая, как говорят, снимала уход Бориса Ельцина с поста президента Российской Федерации. Рядом — давно сломавшийся телесуфлер, но он, даже рабочий, совсем не нужен был Матвею Петровичу Полупанову, грандиозному импровизатору, который мог часами напролет проводить нумерологические вычисления и лечить все болезни, какие только мучают несчастных русских баб, не понявших слова диспетчера о том, что минута разговора с белым магом Полупановым будет стоить им как две-три банки соленых огурцов.