Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

Впервые полный текст «России Вечной» был опубликован в книжной серии «Русь многоликая», которую выпускала деградировавшая к тому времени газета «Аргументы и факты». Соседом Мамлеева по этой серии оказался, например, Вадим Бурлак — «историк», до сих пор выступающий на российском телевидении с экспертным мнением по самым разным вопросам: от психотронного оружия и таинственной Арктиды до происхождения котлеты по-киевски. Другими авторами недолговременной «Руси многоликой» стали замечательные специалисты по магнитным бурям Юрий и Юлия Мазуны, написавшие книгу «Русь ведическая». В общем, трудно было найти более неподходящее место для выпуска трактата, который «является итогом длительного, напряженного философского поиска, основанного на ясном внутреннем ощущении собственной неразрывной связи с Абсолютом»[371].

Отдельного внимания заслуживает обложка мамлеевского трактата: в болотно-зеленом градиенте, как в чане с серной кислотой из фантастических боевиков, растворяется березовая роща, а последние три буквы в фамилии «Мамлеев», выполненные в «русском» стиле, походят на три шестерки. Помещение этого труда в подобный контекст, думаю, много говорит о том, какого мнения о нем были великие ученики гениального Мамлеева вроде Алексея Дугова, отдавших opus magnum своего мастера на копеечное увеселение обывателей, скучающих в электричке до Раменского.

У «России Вечной» есть одно качество, которое меня интригует. Конечно, это не серые мыслишки об уникальности Есенина и Блока, хотя меня и увлекают догадки о том, почему Юрий Витальевич упорно исключает из блоковского канона поэму «Возмездие» — не особо стыкующееся с мамлеевскими фантазиями произведение, художественная ценность которого куда более несомненна, чем его же «в кружеве березки». Качество же «России Вечной», которое меня увлекает, заключается в том, как ясно видна в этом трактате неспособность Мамлеева сделать что-то большое и законченное. Каждый роман Юрия Витальевича — это цикл рассказов, насильственно и зачастую просто кое-как сшитый в якобы единое повествование. Мамлеев и сам это прекрасно осознавал — помните, как в анкете журнала «Гнозис» он говорил: «Наличие метафизических элементов обязывает к краткости. Поэтому лучшая форма — рассказ или небольшой роман»?

Так же и в «России Вечной» он с упорством Плюшкина собирает каждый лоскуток бумажки, на котором записана какая-нибудь его мысль, чтобы слепить из этого нечто несусветное и наспех склеенное общей идеей.

В первой части трактата Мамлеев доказывает, что главным носителем русской национальной идеи является литература. Полагаю, если бы Юрий Витальевич хотя бы день проработал по специальности, он был бы столь же уверен в том, что главными носителями русской национальной идеи являются инженеры-лесотехники (и был бы, к слову, значительно ближе к истине). Здесь он отмечает, что Индия и Россия — сестры. «По какой причине? Начнем с того, что мы — индоевропейцы, точнее, арии, как и индусы»[372].

Тут же обнаруживается любопытный парадокс «России Вечной», который при понимании мамлеевской логики перестает быть парадоксом. Юрий Витальевич страница за страницей воспроизводит ультраортодоксальную националистическую риторику образца XIX века, воспевая несомненную уникальность России и русских людей, однако умудряется одновременно выступать против национализма и националистов: «Националисты преднамеренно искажают духовное развитие народов в угоду дикому и отвратительному стремлению доминировать над другими нациями и извлекать из этого огромную материальную выгоду»[373]. Или вот: «России глубоко чужд национализм; уважение к другим народам и даже жертвенность — вот черты русской нации»[374]. Можно предположить, что идеалы интернационализма вполне естественны для русского человека, женатого на Фариде Шарафовне (пусть и отрекшейся от своих корней), но на самом деле Мамлеев лишь повторяет формулы официального национализма, разработанные накануне краха Советского Союза и легшие в основу государственной идеологии ельцинской, а затем и путинской России. Если говорить максимально упрощенно, само слово «национализм» в современном мире имеет отчетливую негативную окраску. Поскольку уникальная русская нация не может иметь отрицательных черт, то и национализм как идея ей глубоко чужд. Логика здесь работает примерно такая же, как в новогоднем тосте, звучащем в каждой российской семье: «Лишь бы не было войны!» В переводе с официально-идеологического на русский разговорный это значит: «Лишь бы не было войны против России!»

Подобная логика освобождает его от ответственности за самые безответственные утверждения: