Отец (не) моего ребенка

Владимир подается ко мне, оперевшись локтями на колени. Смотрит в лицо холодным, изучающим взглядом, словно пытается прочитать мои мысли. Виктор что-то хочет сказать, но брат останавливает его скупым жестом. Сразу видно, кто из них старший.

– Как ты докажешь, что не лжешь? – спрашивает он тихо. – Есть документы, подтверждающие факт усыновления?

– Есть, – облегченно киваю, – но мы не держали свидетельство дома, боялись, что дети случайно найдут. Оно у моей мамы, в Рассветном. Помните, куда меня Стас возил?  

Я не знаю, кто из этих двоих тогда дал добро на поездку в деревню, но именно Виктор клиент, поэтому я смотрю на него. Он же морщится:

– Мне без разницы, чем занята прислуга в свободное время.

Эти слова неприятно царапают. Значит, я для него всего лишь прислуга? Хотя, чему удивляюсь…

– Врач сказал, что у мальчика тяжелое заболевание, – Владимир продолжает смотреть на меня. – Нужна операция. Это все ради него?

Я шокировано смотрю на мужчину. Когда успел все узнать? 

– По телефону, – отвечает на мой изумленный взгляд. – Федор Евгеньевич перезвонил мне еще в больнице.

Да, точно, припоминаю, он с кем-то говорил, когда тащил меня по коридору.

– Ты ради него решила стать суррогатной матерью? – переспрашивает Владимир с нажимом. – Это же не твой сын. Зачем мучиться ради чужого ребенка? Где его мать?

Не могу поверить, что он такое сказал. Это  слишком жестоко даже для такого бездушного денежного мешка.

– Его родители развелись, когда ребенку был месяц. Мать его бросила и уехала из страны, мы о ней ничего не знаем. Через год по решению суда ее признали без вести пропавшей, а еще через четыре года – умершей, – объясняю с тяжелым вздохом. – А мы с Сережей поженились, когда Илье было два года. Он считает меня своей мамой. Потом у нас общая дочь родилась. 

Братья переглядываются между собой. А у меня вдруг горло перехватывает от страха: вдруг не поверят? И слезы накатывают на глаза.

– Вы же видели результаты анализов моей дочери, – напоминаю дрожащим голосом. – Она абсолютно здорова. И я тоже. Болезнь Ильи передалась ему либо от родной матери, либо от отца, и никак не касается вашего ребенка!

Умоляюще смотрю на Виктора. Мне сейчас так страшно, что я готова встать передним на колени, лишь бы он поверил мне. Но в то же время мне кажется, что последнее слово не за ним. Что объясняться и договариваться надо с Владимиром. Только вот он тут вообще при чем?

– Пожалуйста, – перевожу взгляд на старшего из братьев. – Я очень хочу спасти сына. Поэтому и согласилась на суррогатное материнство. Мне нужны деньги. 

Сердце замирает и пропускает удар, ожидая ответ.

Владимир молчит. По его лицу невозможно ничего прочитать. 

– Ну, я не знаю, что делать, – тянет Виктор, откидываясь на спинку кресла. – Нужно рассматривать все варианты. Вдруг что-то пойдет не так с приемным ребенком? Он же болен. Лишние нервы, стресс. Мне нужно, чтобы мой сын развивался в полном спокойствии.

Я кладу руку на живот. Интересно, а если девочка будет? И вообще, стресс у меня только от общения с его братом.

– Ты сам выбрал ее, – безразлично бросает Владимир.

У меня по спине мурашки бегут.

Неужели… неужели тогда, в Центре репродукции, в маске был Виктор? Значит, и в отеле тоже? Неужели я обозналась?

– Ну да, выбрал, – морщится Виктор. – Потому что мордашка смазливая. Но раз так, то можно и на аборт отправить. Хотя и не хочется. Эля будет рвать и метать. Она уже обои для детской заказала.

Ощущаю себя рулькой в мясном ряду, которую на ужин выбирают. Мерзкое чувство.

Смаргиваю скопившиеся на глазах слезы, и они потоком текут по щекам. Что-то внутри тоскливо сжимается. Накатывает тошнота… 

Как тогда, на стоянке, перед глазами темнеет. 

Прикрываю веки, чтобы никто ничего не заметил. Не хочу, чтобы эти двое видели мой страх и мою слабость. Я и так показала достаточно. 

– Ну все, все хватит. Я лично разберусь в этой ситуации, – Владимир встает. – А ты подготовь народ в офисе к изменениям. 

– Непременно. Кстати, Эля ведь тоже не в курсе? – Виктор смотрит на меня.

– Нет, она ничего не знает, – нервно сжимаю ткань платья.

Братья обмениваются взглядами. 

– Хорошо, – безапелляционно говорит Владимир. – Я сам все проверю. Если твои слова не подтвердятся, то завтра же с вещами на выход. А Центру я выставлю такую неустойку, что они еще сорок лет будут ее выплачивать. 

От его холодного тона по коже пробирает мороз.

– Идем, – он протягивает мне руку. 

Я ее не принимаю, но встаю с дивана. Прохожу мимо него. Владимир хмыкает мне в спину и идет следом, будто конвой. 

Мы в полном молчании выходим из кабинета.

22

Секретарша встречает нас любопытным взглядом. Наверняка подслушивала под дверью.

– Где у вас туалет? – всхлипывая, спрашиваю ее.

– Выйдете – и по коридору налево, – поясняет она. 

Переводит взгляд на Владимира и подмигивает ему. Естественно, на моем фоне она выглядит лучше. Но я бы ей не советовала с ним связываться. 

– Иди, – кивает он, – и не думай сбежать. Без моего приказа охрана тебя не пропустит.

Хочется бросить ему в ответ что-то едкое, но я разворачиваюсь и молча топаю в туалет.