– Батюшка, дорогой, прими ты мое смиренное приношение!.. Сподобил меня Господь к святым угодникам сходить, о твоем здоровии в кажинном месте по просфоре подать... Вот эту вынула о твоем здравии у Тихона Задонского... Вот эту у Тихона Калужского. А вот те две у Троицы Сергия и в Киевской Лавре. Батюшка, прими! Батюшка, не оставь!! – со слезами заключила она.
Отец Иоанн принял тарелку с просфорами, поставил ее на стол возле себя и улыбнулся ясной и веселой улыбкой.
– Ну, спасибо, милая, за труды, спасибо! – ласково проговорил он. – Только подумай, благодетельница, зачем мне все это? (Он полуукоризненно кивнул на огромные просфоры.) Ведь я иерей, каждый день вкушаю просфоры – куда мне теперь с ними?!
Но он не успел еще принять какого-нибудь решения для успокоения простодушной странницы, как через кухонную дверь, контрабандой, в каморку проникли еще две женщины и тоже ринулись к отцу Иоанну.
Судя по их одинаковым старофасонным платьям, по увесистым бирюзовым брошкам и серьгам и по бледно-шафранному цвету их лиц – обе, повидимому, были сестры, старые девы и принадлежали к купеческому сословию. У этих было в руках, у каждой по большому пакету, торопливо развернув которые тут же, одна поднесла отцу Иоанну два шитых шелками «воздуха» для причастной чаши, а другая – богато изукрашенный покров для плащаницы. Обе все время низко кланялись.
– Батюшка, благословите принести в дар Андреевскому собору от грешных трудов! – заговорила взволнованно первая сестрица с «воздухами».
– Батюшка! – заторопилась вторая сестрица с «покровом», перебивая первую. – Благословите и мне пожертвовать храму вашему! Тоже все сама сработала по обещанию!! Батюшка, дорогой, не оставьте!..
– Голубушки мои, спасибо! Только ведь ничего не надо нашему собору – богат он и так; благодарение Господу, всего у него теперь в полном достатке. Вот ежели в какое бедное село послать ваше рукоделие, – это дело иное! Немало еще по нашим деревням бедных храмов – там это куда как пригодится!..
– Как, батюшка, соизволишь, так тому и быть! – заголосили растроганно сестрицы.
– Иван Павлович! – крикнул отец Иоанн.
В один миг как из-под земли вырос молодой энергичный псаломщик, которого я заприметил в думской церкви.
– Вот, прими, родной, – продолжал отец Иоанн, указывая на купеческие пожертвования. – Отошли их потом в село, помнишь, о котором я тебе еще вчера говорил.
Иван Павлович почтительно кивнул головой и стал отбирать от обрадованных сестриц их богатые рукоделия. В эту минуту из толпы вынырнул дюжий, краснощекий парень, с виду похожий на артельщика, и, обливаясь потом, наклонился пред отцом Иоанном. В руках у него был увесистый денежный пакет, который он поспешил вручить батюшке.
– Из Рыбинска... на пострадавших от неурожая! – выговорил он с трудом переводя дыхание.
Видимо, он примчался сюда прямо с почты не переводя духа, чтобы застать батюшку на месте.
– А! – произнес довольно отец Иоанн тем тоном, которым показывал, что он отлично знал, от кого исходило пожертвование, и, протянув пакет расторопному псаломщику, проговорил: – Иван Павлович, прими!
Затем отец Иоанн благословил артельщика, немного подумал и вручил ему одну из просфор, которыми наделила его странница по святым местам.
– А вот это вам, боголюбивые сестрицы! – добавил он, беря две другие и протягивая их купеческим благотворительницам. – А вот это вам от меня... для вашей супруги! – заключил он, добродушно улыбаясь, передавая мне четвертую просфору с изображением святителя Тихона Задонского.
Излишне говорить, что стеснившаяся на пороге толпа жадно следила за малейшим словом и движением обожаемого пастыря и теперь нетерпение ее возросло до последней степени.
– Батюшка... скоро ли к нам? – вырвался из толпы умоляющий женский вопль. Отец Иоанн встал, решительно встряхнул головой и прошел в общую горницу. Начался молебен.
Но толпа так теперь стеснилась вокруг отца Иоанна, что совершенно его от меня заслонила, и все время молебна мне не пришлось его видеть, а только слышать. Впрочем, я не терял надежды еще раз повидать близко отца Иоанна и, когда молебен окончился и поверх голов молящихся показалась знакомая рука с кропилом и энергическими взмахами стала кропить вокруг святой водой, я стал протискиваться, в числе остальных, чтобы приложиться ко кресту. Как, по Евангелию, первые всегда бывают последними, так и я очутился теперь в хвосте богомольцев одним из последних.
Как раз передо мной прикладывался ко кресту чиновник неведомого ведомства, с подростком-гимназистом. Приложившись, он представил отцу Иоанну своего подростка, с усердной просьбой благословить его перед началом учебного года.
Отец Иоанн ласково погладил мальчика по голове.
– Верно, только что поступил в гимназию? – спросил отец Иоанн.
– Только что успели сшить мундирчик! – подсказал, улыбаясь, отец, явно растроганный этим знаком внимания.
– В математике, поди, молодец?
Родитель пришел теперь в совершенный восторг.
– Удивительно быстрый, то есть до чего, – просто вы не поверите!
– А в языках, верно, слабоват?
– Совсем слабоват... именно в языках!