Отец Иоанн (Крестьянкин)

Маленький домик о. Сергия в Акулове был в буквальном смысле слова православной сокровищницей. Там хранились святыни упраздненного в 1927 году Серафимо-Дивеевского Троицкого монастыря. Ежедневная строгая, неспешная и благолепная молитва о. Сергия — непревзойденного в Церкви знатока богослужебного устава — поддерживала в домике ту атмоферу, при которой, казалось, вот-вот отворится дверь и появится сам преподобный Серафим Саровский.

Именно совместные моления с о. Сергием, долгие разговоры с ним о монашестве подтолкнули о. Иоанна к пристальному изучению жизненного и духовного пути великого старца Серафима. Настолько пристальному, что именно его фигуру он избрал предметом для дипломной работы в академии. Эта работа — «Преподобный Серафим Саровский чудотворец и его значение для русской религиозно-нравственной жизни того времени» — впервые была опубликована в 2008 году в приложении к книге «Божий Инок».

Нет сомнения, что в ходе написания дипломной работы о. Иоанн стремился многое понять не только про старца Серафима, но и про себя самого. Он увидел важную параллель между духовным состоянием общества начала XIX века и современностью; в работе эта параллель проиллюстрирована яркой цитатой из «Беседы на гробе младенца о бессмертии души…» Е. И. Станевича (1818): «Христианство у многих стало не тем, чем оно есть по существу, но чем кому угодно, смотря по тому, у кого какое сердце. О Церкви же и говорить не для чего; у всякого стала своя внутренняя, где молятся какому-то Господу, о котором, если судить по наружным их действиям, производящим одни опустошения, то сей Господь должен быть духом разрушения и разорения». Произошел полный разрыв между интеллектуальной и духовной жизнью народа, и позднейшие авторы наивно удивлялись, почему два величайших символа эпохи — Серафим Саровский и А. С. Пушкин — не только никогда не виделись, но даже и не слыхали друг о друге. На самом деле такая «невстреча» была глубоко закономерна: русские интеллектуалы пушкинской эпохи были как никогда далеки от подлинной Церкви, в лучшем случае заменяя ее искренними попытками «прорыва» к вере собственными силами (деятельность Библейского общества; теоретизирования В. А. Жуковского, которые о. Иоанн, кстати, высоко ценил; паломничества в Иерусалим П. А. Вяземского и Н. В. Гоголя; творчество князя С. А. Ширинского-Шихматова, в монашестве Аникиты, А. С. Норова и А. Н. Муравьева). «Так далеко было это общество от живых истоков русской религиозной мысли, — пишет о. Иоанн, — что в 1836 г., спустя 3 года после кончины преподобного Серафима Саровского, Чаадаев скорбно произнес приговор над религиозным развитием России, заявив, что единственным носителем света Христова в европейском обществе является римско-католическая церковь».

Именно оттуда протянулись незримые нити в ХХ век. Ведь богоборчество первых революционных лет возникло не на пустом месте, и люди, с радостью бросившиеся в разгромы храмов или, в лучшем случае, в обновленчество, росли во вполне благопристойной внешне духовной обстановке. Но именно что внешне. На самом же деле в стране на массовом уровне была безвозвратно утеряна суть христианства, состоящая в готовности подвига во имя Христа: «Даждь кровь, приими Дух».

Старец Серафим привел о. Иоанна к еще одной важнейшей мысли, которая на практике уже легла в основу его собственной судьбы: «По учению Святых Отцов и подвижников Православной Церкви необходимым средством достижения реального соединения с Богом является деятельное общение с ближними». Такие пастыри, носители серафимовского духа, уже встречались на жизненном пути Ивана Крестьянкина — о. Георгий Коссов из Спас-Чекряка, о. Александр Воскресенский из храма Святого Иоанна Воина. Теперь таким священником — никогда никому не отказывающим, всегда готовым прийти на помощь — был и он сам. Но как совместить «деятельное общение с ближними» с заветной мечтой — монашеством?.. Пытаясь постичь эту науку, о. Иоанн общался как с теми, кто всей душой стремился к монашеству, — друзьями по академии, — так и с опытными монахами. Наряду с о. Сергием в этот период в его жизни возник еще один необычный человек — о. Иоанн (Иван Александрович) Соколов (1874 или 1880–1958). И это, без сомнения, было самое загадочное знакомство в жизни батюшки.