Отец Иоанн (Крестьянкин)

Когда он приходил из церкви, старушки его встречали: „Батюшка, помолимся!“ — и батюшка всё забывал и еще несколько часов молился. А покормить батюшку забывали или нечем было, время было тяжелое. Сам же он, получив зарплату, сразу, выходя из церкви, всю раздавал. Его окружали верующие и просили: кто на ремонт дома, на лечение, на корову. Батюшка щедро всем раздавал и оставался без копейки. За требы он ничего не брал, говоря: „Мне не нужны бумажки“.

Но случилось чудо: приехала из Иркутска Галина Черепанова к сестре-студентке навестить ее. В первую очередь мы повели ее на службу к владыке Николаю, она была потрясена. Потом в Измайлово. Увидела она нашего бледного худого батюшку, да мы еще рассказали ей о рваных локтях, и поняла Галина Викторовна, что поле деятельности для нее обширно. По натуре это была евангельская Марфа. Начала она заботиться о питании, потом узнала, что у него есть комната, но одна стена упала, и закипела работа. Квартирку его она превратила в рай: чистота, белизна, красота. Батюшка переселился, она ему готовила. Он заметно стал поправляться. Адрес его никому не говорили, чтоб не тревожили его.

Прошел год. Галина Викторовна без прописки жила у духовной дочери отца Иоанна Матроны Георгиевны Ветвицкой, у которой был сын двенадцати лет. Матрона Георгиевна работала портнихой по мужским вещам и всех кормила.

Как будто бы всё хорошо: батюшка ухожен, сыт, даже иногда в пост в кашу украдкой от него подкладывали сливочное масло. Грех на себя брали. А батюшка ел кашку и хвалил, что такой каши вкусной он еще не ел. Но вот парадокс: как-то я не могла скрыть восторга от его квартиры. Вдруг он стал грустным и сказал: „Если бы ты знала, как меня всё это тяготит!“ И показал мне фотографию: голая комната, стол, ничем не покрытый, на котором стояла кружка с водой и кусок хлеба. А на скамейке сидел монах. „Вот моя мечта!“ — с грустью сказал он».

Масса уникальных деталей — начиная с продранных локтей рясы батюшки (самому залатать, конечно, просто не хватало времени) и заканчивая его грустью при виде фотографии монаха. Это наверняка были еще не изжитые эмоции по поводу четырех лаврских месяцев. А помощь Матроны Ветвицкой (1903–1994) и Галины Черепановой (1910–1992) действительно была бесценной. Это о них о. Иоанн писал: «Я знаю людей, которые живут в Москве, и она для них если не рай, то преддверие его. Они живут верой деятельной, живой, и никакие „чудеса“ новой Моск- вы их не трогают. Святые с ними, и святыни московские укрепляют дух». На истории взаимоотношений этих двух глубоко верующих женщин стоит остановиться подробнее, так как они стали для о. Иоанна настоящими ангелами-хранителями на годы вперед.

Уроженка маленькой (сейчас там около тридцати жителей) тульской деревни Болотово Матрона Георгиевна Новикова была духовной дочерью епископа Серпуховского Арсения (Жадановского, 1874–1937) — одного из виднейших деятелей так называемого «мечевского» уклона «непоминающих». Мужем ее стал выпускник Вольского кадетского корпуса, участник Первой мировой войны в чине прапорщика Борис Михайлович Ветвицкий (1898–1939), перед смертью принявший монашеский постриг (его родным племянником был хорошо знакомый о. Иоанну по Троице-Сергиевой лавре Игорь Мальцев). После смерти мужа Матрона Георгиевна осталась с сыном Алексеем. Даже в годы самых страшных гонений на Церковь в доме Ветвицких постоянно теплилась лампада перед иконами, а сама Матрона Георгиевна была знаменитой на всю Москву церковной портнихой — шила облачения для священно- служителей, в том числе для Патриарха. О. Иоанна она впервые увидела во время проповеди в измайловском храме.

И там же, у храма, осенью 1946-го она познакомилась с Галиной Черепановой — вернее, просто увидела горько плачущую женщину и подошла к ней узнать, что случилось. Выяснилось, что незнакомка — иркутянка. В Иркутске ее долгие годы преследовали за помощь заключенным священнослужителям, требовали дать расписку о сотрудничестве с органами. Когда девушка в очередной раз отказалась, в кабинет следователя НКВД вместе с конвоирами вошли четверо уголовников и сорвали с нее, девственницы, одежду… Чтобы избежать насилия, Галина дала требуемую подписку, о чем сразу же рассказала всем друзьям и знакомым. Многие после этого отвернулись от нее. Вскоре девушку разбил паралич, и в НКВД на нее махнули рукой — толку от такого агента не было.

А на Пасху 1946 года к лежачей Галине прибежала подруга с радостной вестью: открылась Троице-Сергиева лавра, у преподобного Сергия Радонежского звонят колокола. В ответ на это Галина произнесла одну фразу:

— Преподобный зовет! — И встала с постели. После чудесного исцеления ноги у нее болели только в непогоду.

В Москву Галина приехала к родной сестре, надеясь немного пожить у нее, но получила отказ. Вот она и плакала — ночевать в столице было негде. Матрона Георгиевна не задумываясь пригласила Галину Викторовну к себе, и с тех пор она постоянно жила у Ветвицких, став для них родным человеком.