Отец и сын (сборник)

Ведерникову польстили эти признания. Он выпрямился, раздвинул плечи, искорка откровенного превосходства над друзьями сверкнула в его глазах.

— И вот вам первый совет, — продолжал Ведерников, — уходите с хуторов! Нельзя вечно прозябать тут, в этой дыре! Подумайте, кому нужна эта жертва и во имя чего! Я предоставлю вам ответственные посты, хорошую зарплату, городские квартиры. Мне всюду нужны свои люди. Подумаем о вашем вступлении в партию. Вы поймите, чем нас больше в ней, тем мы сильнее…

— Ну а как же быть с прошлым?! — не без удивления спросил Отс.

— А какое, собственно говоря, у вас прошлое?! — с серьезной наивностью воскликнул Ведерников и, в упор посмотрев на Отса и Кибальникова, сидевших в состоянии крайнего напряжения, убежденным тоном продолжал: — Ну, правда, ваше происхождение не пролетарское, но ведь происхождение само по себе еще ничего не решает. Да, вы служили в царской армии, но в ней были миллионы, в том числе и пролетарии. Зато когда началась Гражданская война, вы хотя и не сразу, но решительно встали на революционные позиции. Из Томска вы, группа офицеров, дезертировали в Нарымский край, покинув ненавистную службу у генерала Пепеляева.

— А жизнь на заимке Исаева? — нетерпеливо спросил Отс.

— Была такая жизнь. Вы пробивались через верховья Васюгана в жилые места, чтобы отдать себя в распоряжение командования Красной Армии. Остановившись по пути к этой цели у Исаева, вы увидели, что его заимка — это база контрреволюции, и вы уничтожили эту базу, уничтожили начисто поджогом всей усадьбы.

Кибальников и Отс смущенно переглянулись, не зная еще, как отнестись к тому, что говорил Ведерников.

— Ну а расстрел партячейки коммуны? — тихо, вполголоса спросил Кибальников.

— Чистое совпадение! С партячейкой расправились остяки, которые считали, что коммуна покушается на все их угодья. Это ведь еще версия полковника Касьянова. Но таков и наш общий взгляд на события тех лет. И если этот взгляд будет действительно общим — все иное недоказуемо!

— И верно, Гриша, — сказал Кибальников, — есть что-то обволакивающее в твоих словах. Вначале ложь удивила меня, но вот прошло несколько минут, и я стал сживаться с ней. Когда пройдут месяцы и годы, выдуманное покажется таким же естественным, правдивым, как и пережитое.

— Счастливые вы люди! А мне все еще как-то не по себе! — сознался Отс.

— Может быть, Кристап Карлыч, побежишь каяться?! — Ведерников взглянул на Отса глазами, полными презрения.

— Привыкну, Гриша! Прости! — виновато сказал он.

— Надо не привыкнуть, а поверить, — твердо и требовательно отчеканил Ведерников.

— Ты сильный человек, Гриша! Ты призван свершить что-то значительное. Я всегда восхищался тобой. Помню твой приезд из коммуны. Мы с Алексеичем ждали, что ты привезешь стратегию и тактику наших действий, а ты привез любовь. Ах, как ты тогда и рассердил, и порадовал, и удивил меня. Вот это характер!

— Я отнес тогда этот поступок на счет его храбрости и молодости. Но теперь, как и ты, Кристап Карлыч, вижу в этом натуру крупного человека.

Кибальников и Отс не хитрили: Ведерников изумлял их своей энергией и устремленностью.

— А второе, что я должен вам сообщить, — как бы продолжая прерванный разговор, сказал Ведерников, — не порадует вас. Внучка Порфирия Игнатьевича жива-здорова. Помните, звали ее Надюшкой. Иногда она таскала нам на заимку еду.

— Ну как же не помнить?! — воскликнул Кибальников.

— И я ее отлично помню, — подтвердил Отс.

— Живет! И ни от кого столько беды не может быть, сколько от нее. Встретил я ее в Каргасоке. И порадел ей немножко, поскольку деда ее отправили все-таки на тот свет, — усмехнулся Ведерников.

— Неужели загубил?! — с испугом спросил Отс.

— Ну зачем же, Кристап Карлыч, так плохо думать обо мне? Просто попросил одного человека послать ее подальше, на Тым, чтоб она поменьше с людьми общалась.

— Далеко заглядываешь, Гриша, ничего не скажешь! — одобрил Отс.

— Обязан сообщить вам, кроме того, еще некоторые важные подробности. У комиссара Бастрыкова был, оказывается, сын. Он жив. Парень работает матросом на катере. Присматривать за ним стоит. Самое опасное, если эта молодежь пойдет в политику, вздумает продолжать дело отцов…

— И откуда, Гриша, ты все это знаешь? — спросил Кибальников.

— Откуда?! Скажу сейчас. И немало вас удивлю. Среди убитых коммунаров был Василий Степин. У него осталась дочь — Мария. Она учится в Томске, будет скоро врачом и, по всей вероятности, станет моей женой.

— Батюшки! Чего только не бывает в жизни! — по-бабьи всплеснул руками Отс.

— И что же, Гриша, это у тебя по любви или из соображений родства с коммунарской порослью? — поинтересовался Кибальников.

Ведерников махнул рукой, отшутился.

— По любви, Михаил Алексеич, по любви, хотя я и отлюбил свое еще в Петербурге… А потом на Исаевой заимке…

— Ты что же, Гриша, так и не был женатым? — продолжал любопытствовать Кибальников.