Отдать якорь. Рассказы и мифы

И мы вчетвером пошли вниз по горбатому переулку, уставленному открывающимися для торговли магазинами и лавочками, и упёрлись в набережную с одиноко стоящими пальмами, под которыми приютились уютные забегаловки со столиками и барными стойками. Город пробуждался к жизни. Мы сидели, расслабленно вытянув ноги, потягивали из запотевших бутылок местный «Pilzner» и посматривали на проплывающие мимо катера и рыбацкие фелюги, на проезжающие мимо автомобили, на деловую умеренно суетливую жизнь местных торговых точек, выставляющих на тротуары гирлянды сувениров и множество разноцветных, привлекательных и ненужных вещей. Мы были чем-то похожи на престарелых мачо, выдубленных солнцем и также сидящих поодаль над своим дневным бренди и кофе и поглядывающих выцветшими, но мудрыми глазами на всё то, что наблюдали и мы. У нас была только разность в возрасте и индивидуальном опыте. Но в нас была ещё общая сопричастность к жизни и её видимым здесь и сейчас проявлениям. Через картину видимого мы приобщались к миру, к земле, к человеку, к Вселенной. Мы наблюдали жизнь, как пришельцы с родственной планеты, далёкие от мирских забот созданной здесь цивилизации. Пиво наполняло наши внутренности необходимой влагой, а окружающая действительность привносила некое равновесие в вечно мятущуюся душу. Как будто мы разглядывали картину неизвестного художника, написавшего далёкую экзотическую натуру, пейзаж наступающего дня, жанровую сцену на фоне потухшего вулкана Тейде.

– Разве это не чудо, – произнёс один из нас, – вода, запах океана, выжженные солнцем далёкие горы, чужая приветливая жизнь, свежее пиво и – никаких забот.

– Надо отдать должное нашему капитану, – добавил другой, – если бы не его уловка, шли бы мы сейчас, укаченные волнами Атлантики, в какой-нибудь заштатный европейский порт. Говорят, ещё до войны он сделал пять сквозных арктических рейсов по Северному морскому пути. Дважды пришлось вынужденно зимовать в Арктике на теплоходах «Моссовет» и «Петровский». А в сорок первом был мобилизован с теплохода «Старый большевик» и направлен на Белорусский фронт. Слава Богу, что его вовремя отозвали в школу командиров тральщиков Краснознаменного Балтийского флота. «Шоколадный» он капитан или нет, но моряк до мозга костей.

Отдать якорь (или Загадка русской души)

Стояли мы в капитальном ремонте долго. Все наши заграничные заработки ушли коту под хвост: морякам на пропой, жёнам на шмотки. Это только со стороны кажется, что у моряка вольготная и сытая жизнь. А на самом деле, что на берегу денег хватает только от получки до получки, что в море – от рейса до рейса. В море, правда, они не нужны, так как на всём готовом: и накормят, и оденут, и кино бесплатное покажут. А вот на берегу, ежели пересидишь больше положенного времени или на ремонт попадёшь, где от тощего рублёвого жалования ещё и тридцать процентов снимут, завоешь волком от скудности жизни.

Ремонт наш заканчивался, а долги только начинались. Жёны-то привыкли к инвалютным прибавкам. За них, собственно, и работали. На дневное жалование, составляющее у того же боцмана 65 копеек, – а это в переводе один американский доллар, – на Канарах, скажем, можно было приобрести один складной японский зонтик. Японские зонтики в те времена были в большом дефиците и стоили у нас от 30 до 40 рублей – треть месячного жалованья. Правда, таможенные ограничения не давали отовариваться в коммерческих масштабах. Всё ограничивалось пределами личной потребности. Но моряки народ дошлый, находили способы прятать лишнее в потаённых местах. Десять зонтиков удачно спрятал – вот тебе и мебельный гарнитур в комнату. Пять лишних нейлоновых пальтуганов привёз, укрыл от таможенного носа – жене мутоновая шуба. Лучшие порты для отоварки, где процветала беспошлинная торговля, были Лас-Пальмас на Канарских островах и Гибралтар. Моряки промеж себя называли их Лас-Пальтос и, соответственно, Гибралторг.

На ремонте же подобных способов заработать не было по природе, да и быть не могло, так как стояли мы не в Лас-Пальмасе и даже не в Монтевидео, где за две-три банки селёдки пряного посола можно было выменять шубу или женскую дублёнку, а в портовом городе Риге на лучшем в Союзе судоремонтном заводе ММФ. Всё, что было в заначках: зонтики, газовые платочки, плащи «болонья», мохер – всё было давно уже разнесено по комиссионкам и продано перекупщикам. Операция «Хрусталь» (сдача мешками стеклотары), которая проводилась регулярно примерно раз в две недели, не имела под собой основы, так как по укоренившемуся морскому поверью пивная и водочная стеклотара при безденежье сама собой не появляется. Боцман ходил недовольный и угрюмый. Срывался по пустякам. За случайно брошенный в ватервейс окурок давал такую выволочку – чертям тошно.

– Полностью теряется смысл существования, – говорил он, – денег нет, жена в другом городе, в бане три недели не был, вроде не в море, и в то же время не на берегу.