— Ты вот почему-то пока не стал очень известным художником, верно? — Я решила пропедалировать эту тему, и мой голос, должно быть, прозвучал резковато. Может быть, меня немного достал его разговор о душе — мы не в церкви. — Для художников нынешнее время совсем не такое плохое. Я видела, как продаются картины твоей Николаевой…
— В Интернете?
— Да. note 273
— Но ты же все понимаешь….
— Понимаю, что тебе нужно было вовремя съехать куда-нибудь во Францию, как Семен Гувер — жил бы сейчас не в Куркино, а в собственном замке в Шотландии или еще где. И здесь имел бы впридачу квартиру на Котельнической набережной.
— Она очень советская. — Он усмехнулся вполне подоброму. Я поняла: он сохранил свое потрясающее качество
— отсутствие зависти. — Я не мог.
— Я помню твою Николаеву, не хочу говорить о ней плохо, но если ты не мог из-за нее….
— Да нет, — невежливо перебил он и прибавил, — извини. Разумеется, дело не в ней. — Он кашлянул и, пригубив чашку, поставил ее на подлокотник кресла, вызвав у меня какое-то сосуще-неприятное чувство внизу живота
— я с детства страшно боюсь, когда бьется посуда. Моя мать однажды за разбитую вазу сильно ударила меня.
— Ты знаешь, — он внезапно встал и посмотрел на часы, стоящие на журнальном столике возле кресла, — мне срочно нужно выйти на десять минут. Тут недалеко. Хочешь — со мной? А потом вернемся?
— Давай. — Я удивилась, но решила, что ему кто-то из его знакомых должен передать какую-то вещь или, скорее всего, книгу. Выходя из его мастерской, я еще раз глянула на женщину у окна. И на секунду у меня возникла иллюзия, что женщина оглянулась.
Он подал мне манто, накинул легкий пуховик — и мы, закрыв дверь на автоматический замок, спустились на лифте и вышли во двор.
— А может, ты меня так вежливо выпроваживаешь? — Спросила я, посмотрев на плывущие низкие облака, казалось, они задевают верхние этажи дальних домов. — Так скажи прямо.
Он полуобернулся ко мне и потрепал по щеке. И опять мне захотелось вдруг, чтобы его рука легла на мои плечи… Стоп.
— Какой пустынный район, верно? — Я попыталась отвлечься.
— Жизнь проходит во внутренних двориках. — Он шагал широким шагом, как Петр Первый на знаменитой картине. — Но ты права — здесь и правда как-то малолюдно.
— Вот у нас в Митине молодежь тусуется, машин полно, толпа бежит, и одновременно рядом лес, речка, зона отдыха. Я переехала туда, потому что мне нравятся перемены
— а новый район менялся каждый день.
— А теперь куда?
— Что — куда? — не поняла я.
— Куда будешь переезжать? В загородный поселок?
— Я тебе разве говорила, — удивилась я, — по-моему, нет.
— Наташа, я ведь тебя очень неплохо знаю: если я тебе потребовался, значит, ты снова нуждаешься в переменах, и эти перемены связаны с каким-то делом, в котором неплохо понимаю я. То есть, скорее всего, с живописью. Но обычно, заскучав, ты меняешь и квартиру. Я тоже все это помню. А куда может ехать теперь такая стильная девушка с деньгами? Только в коттедж или какой-нибудь таунхаус. Я молча его слушала.
— А вот мы и пришли, — он показал на красное здание с яркой детской площадкой внутри дворика.
— Это детский сад, — удивилась я, — ты по работе сюда? Стенки расписываешь?
— А вот теперь угадала ты — стенки в детских садах я точно расписываю, и в детской стоматологии тоже, и здесь красуется мой вечный Король Лев, — но пришли мы не совсем по делу.
— Па! Па! Вот и я! — к нам навстречу бежала девчушка лет пяти в зеленом комбинезоне. Но, добежав, она, увидев меня, остановилась и нахмурилась. И когда она нахмурилась, когда ее бровки сдвинулись над переносицей, я уже не сомневалась, чьи глаза смотрят на меня настороженно из-под светлой челки. note 275
— Твоя дочь похожа на тебя, Митя. Он приподнял дочь, приблизив ее мордашку к своему лицу, поцеловал в нос и снова поставил.
— Видишь, Наташа сразу поняла, что я твой папа. * * *
Я возвращалась от Ярославцева. На МКАД, конечно, была пробка. Хороший повод расслабиться и подумать. С Николаевой мне, в общем-то, все было ясно: воспользовавшись временной заминкой на личном фронте Мити, а заминку вызвала именно я, уйдя от него к Васе… Кстати, он дома? Я пальцем (надо сделать новый маникюр) ткнула на мобильном в надпись «Домашний» — и Василий спросил сонным голосом: «Ну, ты где?» — «В пробке». — «Ну торчи дальше, а я сплю». Значит, слегка поддал. Да, так о чем я? Огни, огни, огни… С детства люблю эти глазастые стада машин. Да, о Николаевой. Ей нужно было родить, годы поджимали, а он — это чистопородная особь мужского пола — прямо для селекции. (Правда, я как-то не совсем точно селекцию представляю.) Но главное, ребенок — это ее главный капкан. Митяй — добрая душа, и уже от Николаевой никуда не денется. В общем-то, умная баба, ничего не скажешь. И пашет много. И зарабатывает хорошо. И дом построила. И тэ дэ. И тэ пэ.
Она-то умная. А он?