Отчий дом

— Да, да! Я недавно принял участие в работе Второго воздухоплавательного съезда. Он был созван в Москве. Очень много любопытного. Особенно для вас!

В глазах Яцука блеснул хитренький огонек: он знал, чем можно завлечь Нестерова.

— Простите, — сказал Петр Николаевич. — Я еще раз обойду залы… Может быть, они здесь…

— Да нет же, чудак-человек! — засмеялся Яцук. — Здесь одни транзитные пассажиры, которые пережидают забастовку, как тропический дождь.

Анна Сергеевна взяла мужчин под руку и они прошлись по всем залам.

— Теперь ведите меня к себе. Чай пить, — глухо сказал Петр Николаевич. Его знобило. Кружилась голова. Хотелось скорее расстаться с этой постылой ночью. «Может быть, завтра придет поезд? Может быть…»

По дороге Яцук рассказывал о работе съезда, о жарких спорах ученых по вопросу автоматической устойчивости аэропланов. Петр Николаевич плохо слушал: думою он был в Москве, на вокзале, с Наденькой и детьми…

Анна Сергеевна напоила гостя чаем с малиновым вареньем, постелила постель в кабинете мужа и строго распорядилась:

— Спать! А не то вы завтра расклеитесь.

Петр Николаевич поблагодарил, поцеловал руку Анне Сергеевне и прошел с хозяином в кабинет.

— Извините меня, дорогой Николай Андреевич… Я сегодня не похож на себя… Расскажите, пожалуйста, о работе съезда.

Яцук изумленно вытаращил глаза:

— Я же вам всю дорогу рассказывал!

— Расскажите, прошу вас. Я не мог сосредоточиться…

Яцук сел, побарабанил пальцами по столу.

— Вкратце, дело обстояло так, — начал Яцук. — Николай Егорович Жуковский сделал два доклада по главному вопросу — об устойчивости аэроплана. Он предложил испытываемый им новый способ: обеспечивать устойчивость с помощью струй сжатого воздуха или потока от вентилятора. Понимаете? Он предлагает выправлять нарушенное равновесие путем прямой реакции или воздействием на рули посредством вводимых маятниковых устройств. Ну, после докладов началось настоящее мамаево побоище!

Теперь на лице Петра Николаевича не было и тени усталости. Он весь подался вперед, подперев подбородок обеими руками.

— Ботезат, — продолжал Яцук, — вы знакомы с его исследованиями?

Петр Николаевич утвердительно кивнул.

— Так вот… Ботезат не согласился с Жуковским. «Главный вопрос, — утверждал он, — о продольной устойчивости достаточно надежно решен хвостом-стабилизатором». Тут и пошло!

Летчик Лебедев набросился и на Николая Егоровича и на Ботезата: «Всем авиаторам хорошо известно, что хвост не только не сохраняет устойчивости в ветреную погоду, но часто нарушает ее, и нам приходится вести борьбу рулями против неподвижной части хвоста. Вспомните, что сто сорок человек разбилось на аэропланах, из которых каждый был снабжен хвостом-стабилизатором!» Потом поднялся Сикорский. Слышали о таком?

— Нет, не слышал, — признался Петр Николаевич.

— И не мудрено. Он выступает впервые. Но, между прочим, недавно облетал — и весьма успешно! — два аэроплана своей конструкции. Так вот… Возражая Лебедеву, Сикорский привел слова французского рекордиста скорости Ведрина: «На быстроходном аэроплане не ветер гонит меня, а я гоню ветер!»

Анна Сергеевна забарабанила в дверь:

— Спать, полуночники!

Яцук быстро поднялся:

— Спокойной ночи, Петр Николаевич!

— Спокойной ночи, — ответил он тихо.

Сон не мог побороть Петра Николаевича. Мысли о Наденьке и детях перемежались с раздумьями над спорами ученых об устойчивости аэроплана.

Кто из них прав? Выступление Сикорского перекликалось с его собственными догадками. С увеличением скорости аэропланы будут меньше зависеть от ветра. Но разрешит ли это целиком проблему устойчивости и безопасности?

В предложении профессора Жуковского, пожалуй, больше интересного. Ведь аэроплан — не артиллерийский снаряд. Скорость увеличишь, а как сядешь?..

Медленно брезжил рассвет. Тишина была до того густой, что слышалось тиканье карманных часов, лежавших на столе…

8

Новый день не принес ничего утешительного. Начальник вокзала, тучный старик с важной осанкой и длинной бородой, расчесанной на две стороны, напоминавший адмирала Макарова, сказал доверительно Петру Николаевичу:

— Угомонятся. Живот действует исправней полиции. Как жрать нечего станет, так и угомонятся.

— Когда же все-таки можно ждать поезда из Москвы? — спросил Петр Николаевич.

Начальник вокзала пожал плечами:

— Не скажу, голубчик. Сам в потемках. Об этом не худо бы спросить у большевиков, которые всю эту кашу заварили. Так ведь не скажут. Пошлют нас с вами к чертовой бабушке!

Он засмеялся, довольный собственной шуткой.

Петр Николаевич молча поглядел на его трясущуюся от смеха адмиральскую бороду и быстро вышел. Яцук и Анна Сергеевна с нетерпением дожидались его у дверей.

— Есть надежда, — сказал он, отводя глаза. — Судя по тону начальника вокзала, поезд возможен.

— По вашему лицу не видно, чтобы эта надежда была близкой, — заметила Анна Сергеевна.

— До Луны — четыреста тысяч километров, и то человек не теряет надежды до нее добраться! — засмеялся Яцук.