— Ну здесь, в Муладаре, мы на много спокойнее относимся к любви. Все люди по природе своей полигамны, поэтому не совсем понятно, почему вы, в своих королевствах так пытаетесь привязать себя только к одному человеку. Любовь прекрасна во всех проявлениях. И лишать ее себя, — вот настоящее варварство.
— Подожди, — впадаю в ступор я, — то есть у тебя не будет одного единственного мужа?
— Конечно нет, — смеется девушка, — последнее время мне нравится Вош, но все ведь может перемениться, как и у него, — она пожимает плечами, — зачем горевать, когда мы можем после обрести счастье с кем-то другим?
— Но ведь дети, — смущенно мычу я.
— А что с ними? — хмурится Рала. — Мы любим всех одинаково и воспитываем каждого на равных условиях.
То-то мне показалось странным, что здесь и правда дети бегают от одного шатра к другому. Они словно бы считали родителями всех взрослых.
— Но ведь это, — восклицаю я, но не могу подобрать правильного слова.
— Правильно, — улыбается Рала, — наши дети чувствуют поддержку не только от двух взрослых, а ото всего клана. Каждый из них — мой ребенок. И для каждой женщины в нашем поселении, все дети — ее собственные.
Это кажется мне, конечно, диким, первобытным. Вот это я понимаю — совсем другая культура. Только сейчас до меня дошло, почему кочевники живут особняком. Они просто не хотят примерять на себя рамки нашего общества. Свобода во всем. Вот их девиз.
— Так что, ты не особо долго думай, — весело подмигивает Рала, — кто знает, может твоему красавчику надоест биться о ледяную стену, и он выберет кого-нибудь погорячее.
Честно говоря, именно на это я и рассчитываю.
— Ладно, — я встаю с массивного бревна на котором мы сидели, — пойду прогуляюсь до водопада.
— Хочешь, я скажу ему, что ты там будешь совсем одна?
— Рала! — возмущённо вскрикиваю я.
— Ладно, ладно, — разочарованно тянет она, — вы, северные женщины, такие холодные. Не удивительно, что ваши мужчины платят за то, что должны бы с радостью отдавать им женщины клана.
От этих разговоров щеки у меня пылают. Я даже рада, когда вновь попадаю в темноту, отходя от костра. Все это здорово, конечно, но пуританское воспитание и богатое воображение не дают мне такое спокойно слушать.
Из крайнего шатра, укрытом красной тканью, выходят смеющиеся Диана и Офелия. Они выглядят счастливыми и свободными в простых платьях, одолженными им женщинами Муладары. Честно говоря, я даже немного завидую их беззаботности. Они бросают на меня быстрые взгляды, и уже проходят мимо, но, поддавшись внезапному порыву, я окрикиваю их:
— Офелия!
Она нехотя поворачивается ко мне:
— Да?
— Мы можем поговорить?
Видно, что она колеблется, а Диана дарит мне неприязненные взгляды. Родман все еще не забыла поражение в лабиринте и не пережила свой проигрыш.
— Я подожду тебя возле огня, — бросает она подруге, и медленно удаляется, покачивая бедрами.
— Что? — Офелия в голубом платье складывает руки на груди, приготовившись защищаться.
— Послушай, — я и правда не знаю, с чего начать, — не понимаю, что происходит между нами.
— А что-то происходит?
— Офелия, пожалуйста, — устало произношу я, — вокруг и так слишком много врагов. Если мы будем еще и грызться друг с другом, то от нас совсем ничего не останется. — она поджимает губы, и явно колеблется. — Я не хочу, чтобы между нами были какие-то потаенные обиды. Если это все из-за отбора…
— Нет, это не из-за отбора, — цедит она сквозь зубы.
— Тогда в чем дело?
Несколько раз Офелия собирается, открывая рот, и вновь его закрывая.
— Знаешь, — наконец произносит она, видимо, приняв внутреннее решение, — на самом деле это все из-за оракула.
— Кого? — не понимаю я.
— Первое испытание, — напоминает она, — помнишь?
— Ах, да, — после произошло так много событий, что это немного притупилось в моей памяти. — И что же?
— А то, что она сказала мне, что я никогда не смогу быть первой, пока рядом со мной ты.
— Так и сказала? — удивляюсь я.
— Ну… — тянет принцесса алияд. — Не совсем этими словами. Она сказала, что я выбираю не те пути, и там, где я пытаюсь быть первой, впереди меня будет другая.
— И ты решила, что это я? — брови взлетают вверх.
— А кто еще? — шипит она. — Сначала джин, потом Эрик, теперь еще и… — она прикусывает язык, хмуря брови.
— Коэн, — догадываюсь я.
— Возможно, — она опускает глаза, ковыряя ногой тёплую землю.
— Послушай, — осторожно начинаю я, — оракул говорит загадками, и не всегда правду. Но даже, — повышаю голос, видя, что она пытается меня перебить, — если она и права, то не в случае Коэна. — теперь Офелия слушает очень внимательно. — Ты разве сама не видишь, что он выбирает тебя, а не меня? Полететь сегодня он захотел с тобой, а не со мной. Я люблю его, но он мой друг. И я правда желаю ему счастья. Если бы ты относилась к нему серьезно…
— Я не могу относиться к нему серьезно, зная, что он вьётся вокруг тебя! — шипит она.
— Раскрой глаза, Офелия, — мягко говорю я, — Коэн ведь влюблен в тебя.
Эти слова производят на нее эффект. Она вдруг краснеет и расплывается в улыбке:
— Ты правда так думаешь?