За свою жизнь я имела дело со многими вампирами, но ни один из них не насмехался надо мной так сильно, как Бестата. Я не могла сказать, было ли это просто выражение ее лица по умолчанию, но моему терпению был предел.
- Нажмите на черный переключатель в форме кинжала сбоку, - сказала я ей.
Она осмотрела стойку с оружием. Ее пальцы нащупали выключатель.
Голограмма гигантской темнокожей женщины-вампира вырвалась оттуда. На ней были древние доспехи с богато украшенными металлическими наплечниками и кирасой, сидящей поверх син-брони, стиль, пришедший из тех времен, когда вампиры не полностью доверяли новым технологиям и упрямо долго держались за металл. Шрам пересекал ее лицо, рассекая губу. Ее глаза вспыхнули.
Вампирша подняла огромный топор к небу и взревела, демонстрируя устрашающие клыки. Бестата и Карат шарахнулись назад, повинуясь чистому инстинкту. Мараис резко проснулся и вскочил на ноги.
Я отхлебнула кофе.
Запись исчезла. Шон посмотрел на меня.
А ты как думал, что знаешь все мои секреты. Ты даже не приблизился к ним ни на йоту, приятель.
Я улыбнулась и слегка отсалютовала ему кофейной чашкой.
- Это священная реликвия, - прошипела Бестата.
- Нет, это просто тренировочная стойка с оружием с долгой историей, - сказала я. - Чувствует ли себя леди Эминдра неспособной принять вызов?
Бестата впилась в меня взглядом.
- Мои навыки неоспоримы.
Карат усмехнулась.
- Великолепно, - сказала я. - Все мы с нетерпением ждем возможности увидеть, как вы почитаете своих предков. Дух внучки Олазарда наблюдает. - Никакого давления.
КОСАНДИОН РЕШИЛ ПРОВЕСТИ НА АРЕНЕ ПРОЦЕДУРУ ВЫБЫВАНИЯ.
За пределами гостиницы в самом разгаре был яркий солнечный день. Внутри же поздний вечер окрасил небо над ареной в голубые и пурпурные тона, а на западе всплеск ярко-розового, разбавленного золотом, мягко тлел в ночи. Я записала захватывающий техасский закат и теперь проецировала его на потолок. Воздух был приятно-теплым. Имитированный вечерний бриз обдувал делегатов, сидевших в своих креслах.
На южной стороне арены огромный каменный дверной проем, через короткий проход, вел к порталу, светящемуся бледно-зеленым светом. Я стояла прямо внутри него, вне поля зрения. Гастон ждал рядом со мной. Он выбрал другой костюм космического мушкетера, на этот раз в темно-зеленых цветах, и дополнил его шляпой с широкими полями и нелепо пушистым черным пером.
На северной стороне, прямо напротив дверного проема, из нижней части арены торчала каменная скала. У нее имелись две небольшие зоны для сидения с каждой стороны и каменная лестница, которая вела на самый верх, увенчанный каменным троном. Позади трона виднелись одиннадцать огромных знамен, каждое из которых принадлежало представленным делегациям. Они висели, казалось бы, в пустом воздухе, слегка колышась на ветру. Между вторым и третьим справа было место для двенадцатого знамени, которого явно не хватало.
Между троном и дверным проемом, в центре арены, расположилась приподнятая сцена. Я подняла ее немного выше и добавила тумана для атмосферы. Темный туман клубился по дну арены, скользил по каменной сцене, касался стен секций делегаций и приливной волной окатывал тронный выступ и обратно, как бурное море. Время от времени крошечные пылинки золотого света появлялись из тумана и медленно поднимались вверх, пока не таяли в вечернем воздухе.
Выглядело так, словно тронный утес и сцена возвышались над бездонной пропастью, окутанной туманом. Но туман был едва ли в три фута высотой. Я купила его у Куки, и он сделал мне небольшую скидку, что заставило его приверженцев схватиться за свои метафорические жемчужины. Это было недешево, но оно того стоило. Ората просила «максимальной драмы». Ни один хранитель не уклонился бы от такого вызова. Мы жили ради этого.
Арена гудела. Последняя делегация заняла свои места пятнадцать минут назад, и они начали нервничать.
В секции наблюдателей произошла небольшая суматоха. Я подняла экран, чтобы рассмотреть поближе. Двое помощников Куки носились вокруг, делая вид, что сражаются двумя длинными кинжалами. Дагоркун выглядел так, будто кто-то наступил ему на ногу, но ему пришлось это вытерпеть, поэтому он просто позволил боли отразиться на своем лице. Сидевшая рядом с ним Карат улыбнулась и захлопала в ладоши.