— Вы странный, — прошептала она. — Но я знаю, кто вы. Отец не знает, а я знаю. Вы — агент КГБ. Вы пришли не туалеты на фермах проверять, нет. Вы пришли проверять отца. Люди в деревнях чем-то напуганы, я знаю. И дядя Захар рассказывал такие непонятные вещи… Отец сильно изменился с тех пор, как мы переехали из Франции, это правда. Но он… он мой отец! Я была в его кабинете, когда вы въезжали на машине через ворота, и я видела, как вы прячете пистолет под плащом. Вы были такой забавный! Отец тогда вышел на минуту. Он смотрел за вами, когда вы ругались с охранниками на икшинском посту, звонил им на пост, велел вас пропустить, а потом вышел зачем-то. Я не сказала ему ничего, когда он вернулся, хотела сперва сама на вас посмотреть. Но он после беседы с вами быстро уехал в охотничий домик на север и пока ещё не возвратился, а вы с Владимиром Владимировичем поехали на фермы… И когда вы вернулись, я не успела к вам подойти, вы опять умчались куда-то. Мать с утра в Дмитрове, у неё поход по магазинам и салонам, а бабушка старенькая, её нельзя нервировать. Неужели вы собираетесь арестовать отца? Что же он такого сделал?
Вот это да! Ай да графская дочка! И как же мне теперь быть? Конечно, оказывается, мне здорово повезло, граф не видел, как я пересовывал пистолет из-под сиденья в кобуру. Но зато теперь моя «легенда» и успех моей операции зависели от этого прелестного юного создания, ещё ребёнка, по сути! Приходилось принимать решение на лету, а я в этом никогда не был особенно силён.
— Анна, — сказал я. — Как только ваш отец вернётся, я рассчитываю с ним поговорить и окончательно выяснить ряд вопросов, в связи с которыми я приехал, и в связи с которыми мы с вашим управляющим делали осмотр ферм и предприятий. Да, я в некотором роде сотрудник спецслужб. Но смею вас уверить, что арестовывать кого бы то ни было я не собираюсь.
Это была чистейшая правда. В любом случае, у меня и полномочий-то не было таких, я ведь всё-таки не потусторонний полицейский. И уж конечно, я не собирался говорить Анне, что при сопротивлении буду не арестовывать, а сразу стрелять…
— И я прошу вас пока не говорить ничего вашим родителям. Так или иначе, за ужином я сам всем всё расскажу.
Вот это было уже правдой только отчасти. То есть я очень сильно подозревал, что после применения мною моих паранормальных способностей граф почует неладное и поймёт, если не понял до сих пор, что я не просто неподкупный санинспектор, а тогда скрывать очевидное будет бессмысленно. Но это в том случае, если он сам и вправду представляет собой сверхъестественную угрозу, обладает некими тёмными силами и может определять возмущения ментального поля. А ведь оставался ещё небольшой шанс, что всему происходящему можно было дать более или менее рациональное объяснение, да и связь графа с мрёнками, пропажами и сумасшествием людей и прочим была пока ещё в целом не доказана. И если он не обладает никаким доступом к потустороннему, то я собирался держаться своей «легенды», разумеется, до конца. Хотя, может быть, её можно было бы немного модифицировать, и на самом деле выдать себя за сотрудника ФСБ под прикрытием?
— Ах, верно, — всплеснула руками дочь графа. — Вы ведь будете с нами ужинать, Андрей Кимович, я и забыла, Сомов сказал мне, что отец пригласил вас. Прекрасненько!
Анна приподнялась на цыпочки и, приблизив губы к самому моему уху, шепнула:
— Тогда я обещаю пока что хранить ваш секрет… Чекист…
Я замер, ощутив на коже тёплое дыхание девушки…
— Анна!! — резкий окрик вдруг раздался сзади, и мы оба, как по команде, отпрянули друг от друга и обернулись. На садовой дорожке стояла очень красивая, но красивая вульгарной красотой, ярко наряженная и намакияженная, с высокой причёской женщина, которая, конечно же, не могла быть никем иным, кроме как Марией Хосевной Залесьевой.
— Что всё это значит?! Кто это такой?! — на холёном лице графини застыло выражение гнева и отвращения.
Я почувствовал, что краснею, и на сей раз краснею всё-таки от стыда. Румянец на щеках Анны тоже стал ярче. Мы стояли растерянно, как застуканная парочка.
— Сейчас же отойди от этого… этого… — графиня не находила слов. — Я вызову охрану!
— Мама! — воскликнула Анна. — Почему ты кричишь? Это же санитарный инспектор из Москвы, Малинов Андрей Кимович! Папа вчера говорил о нём, помнишь? Я просто здоровалась с нашим гостем!
— Инспектор… Малинов… А, да. Владислав предупреждал… Что ж, здравствуйте, господин инспектор, — взгляд графини не утратил подозрительности, но гнев в нём сменился на брезгливую снисходительность. — Однако разве у вас не закончился рабочий день? Что вы делаете в усадьбе до сих пор? И что вам понадобилось от моей дочери?
— Папа пригласил Андрея Кимовича ужинать с нами, — объяснила Анна. — Да и вчера ведь он говорил, что господин инспектор будет ночевать у нас.
А вот это, кстати, была новость. Итак, Залесьев изначально собирался оставить меня на ночь под своим кровом. Хотел бы я знать, почему. Графиня же была явно из тех жён, что большую часть слов мужа пропускают мимо ушей.