лжна выжить, чтоб потом, когда завод заработает, секрет зем
ли всем формовщикам открыть". И ведь выучил ее! И когда она
при нем несколько раз состав этот, с его секретом, воспроиз
вела, лег старик и говорит: "Слава тебе господи,с чистой со
вестью на тот свет ухожу".И на другой день помер. Вечная ему
память - имя его я обязательно узнаю. А старуха,говорят, жи
ва, даже, говорят, эвакуировали ее, заботятся: ну как же,та
кой секрет - это ж важно...
Он помолчал и сказал еще задумчивей, точно говорил то
лько с самим собою:
- А может, к тому времени, когда завод заработает, и не
нужен будет стариковский секрет. Изобретут нечто более точ
ное, научное. Неважно. Не в этом дело...- Он помолчал, пожал
плечами. - А может и не изобретут. Выше любви человеческой
разной...к родной земле, к человеку, к женщине или женщины к
мужчине,- выше этого ничего, Лялька, изобрести нельзя...Нет,
не изобретут..."Ибо тайна сия велика есть": секрет земли....
И ему, наверное, хотелось поговорить, пофилософствовать
даже, с близким человеком, и он много говорил в тот вечер, а
мы ведь тогда совсем мало говорили- инстинктивно берегли си
лы.
Папа рассказывал, как организует стационар на своей фа
брике.
- Вот хожу по Невской заставе с нашими фабричными властя
ми и привожу в стационар кадровых наших ткачей и ткачих. Я
ведь их всех знаю- слава богу, двадцать лет на фабрике...Эти
у меня не умрут! Ну, черт же побери, ведь когда-нибудь фабр
ика-то заработает! И сукно нужно будет людям, одежонка-то за
войну пообтреплется, а?
- Наверное, - сказала я.
Мне было почему-то противно думать о сукне, даже затош
нило, когда я его себе представила- серое, жесткое, и почему
-то его еще надо разжевать...
262
Я совершенно опьянела от вонючей еды, от кипятка,от те
пла, меня клонило куда-то в сторону, я стала не то засыпать,
не то умирать. Черноглазая Матреша первая заметила мое сост
ояние.
- Доктор, - сказала она, - а дочке-то спать пора.
И уж тоном приказа добавила:
- Снимайте валенки, я вам ноги вымыть помогу. Я все ж та
ки тут снежку натаяла, согрела.
- Мне не снять валенки, Матреша.
- Ну-ка, выпей, - сказал отец и дал чего-то горького.
А Матреша ловко, хотя и с трудом, стянула валенки с
распухших ног моих и погрузила их в ведерко с теплой водой.
О, какое это было блаженство, ясное, младенческое блаженст
во! Теплая вода и чьи-то ласковые, родные и властные руки,
расторопно скользящие по ноющим ступням, - то санитарка Мат
реша, стоя на коленях, мыла и растирала мне ноги, и мне поч
ему-то не было стыдно, что мне, взрослому человеку, моют но
ги, а она поглядывала на меня снизу вверх милыми своими кру
глыми глазами и приговаривала чуть нараспев, точно рассказы
вала сказку про кого-то другого, и я сквозь сон слушала ее.
- ...А шла-то издалека, из города, да все по снегу да по
льду... Умница, к папочке шла, правильно надумала... А ведь
как на папочку похожа, до чего ж похожа, до чего ж похожа,
портрет вылитый...
Я вздрогнула, как вздрагивают просыпаясь, и взглянула
прямо в глаза Матреши: санитарка смотрела на меня с такой
любовью, что мне стало ясно: эта женщина тоже любит моего
отца...
КНЯЖНА ВАРВАРА. - Ну а теперь я тебя уложу, - сказал папа и
повел меня по своей маленькой бревенчатой амбулатории в ка
кую-то комнатушку. Я легла на койку, а он сел рядом на низе
нькую табуретку и даже зажег ту свечку, башенкой,- с ней бы
ло светлее, чем с каганцом, и казалось теплее.
- Отец, чего ты казенный свет палишь? - пробормотала я,
кивнув на свечу.
- Ничего, я на минутку. Ты сейчас уснешь,а я зайду к сво
им пожарникам и к дистрофикам в стационар.... Хочу все-таки
образцово-показательно наш стационар поставить...Как думаешь,
девчонка, поставлю?
- Конечно. У тебя персонал хороший.
- Ах, хороший! - самозабвенно, упоенно почти пропел отец
и, смутясь, добавил:- Не воруют!
Он так любил людей - и не человечество вообще, что лег
че всего, а именно людей, обычных, грешных, - что стеснялся
говорить о своей любви к ним, как о чем-то самом интимном.
Поэтому он иногда - от ревнивейшей любви - людей обругивал,
сердился на них, как Антон Иванович, или говорил о них наро
чно грубовато, как сейчас. Он не понимал,что виден людям на
263
сквозь со своим страстным и чистым сердцем мудреца и всегда
большого ребенка...Он считал себя...циником.
- Нет, верно, хорошие бабенки,- поправился он.-Люди! Ведь
Матреша-то каждого так моет, кого приводим, как тебя сейчас...
Нет, работать с ними можно...но...но...эх, девчонка!..Княжну
Варвару мне бы сюда!"
("Дневные звезды",стр.306-318)
(воспоминания Ольги о княжне Варваре - см.выше - в 1918
-1921 гг.,а также в биографии ее матери Марии Тимофеевны под
теми же годами)
"...И вот отец первый раз в жизни заговорил со мной о княжне
Варваре в тот день, когда я, овдовев,пришла к нему из города.
- А где она сейчас, папа? - спросила я.
- Не знаю, - помолчав, ответил он, - я почти не встречал
ся с нею с тех пор, как привез вас из Углича.
И я поняла, что он расстался с ней из-за нас,с тех пор,
когда после гражданской войны собрал семью и вернулся в нее,
главным образом к нам - ко мне и Муське... Я ничего больше
не стала спрашивать у него о княжне Варваре, но облик неста