От Лукова с любовью

– Я был готов к тому, что Минди пропустит сезон, потому что наше соглашение действительно закончилось и я не планировал снова кататься с ней. Потому что, несмотря на то что ты принимала меня за идиота, мне хотелось кататься с тобой.

Что? Просто… что?

– Тебя любит моя семья.

Я… ничего не знала.

Посмотрев на него, я увидела, что он приблизил свою голову к моей и сказал:

– И я люблю тебя.

Он опять это сказал.

– Я так сильно люблю тебя, что провожу с тобой целый день, и мне все равно этого недостаточно, – продолжал он.

Я перестала дышать.

– Я так сильно люблю тебя, что, если бы я не катался с тобой, я бы не захотел кататься ни с кем другим.

Офигеть.

– Я так сильно люблю тебя, Джесмин, что если бы я сломал лодыжку во время исполнения программы, то поднялся бы на ноги и закончил бы ее ради тебя, чтобы добиться того, чего тебе всегда хотелось.

Это была любовь. Я не ощущала ничего, кроме любви.

Мне хотелось заплакать. Мне ужасно хотелось заплакать. Прямо. Тогда же.

– Ты очень дорога мне, и поэтому, что бы ни случилось, это на самом деле не имеет значения для меня. Все не как обычно. Не так, как когда-нибудь будет снова, – закончил он, прижав свой лоб к моему, глядя на меня своими яркими и пронзающими сердце глазами. – Ты никогда больше не будешь чужой партнершей. До тех пор, пока я жив, Фрикаделька. Я отволоку к себе твою упрямую, прекрасную задницу, даже если ты будешь брыкаться и вопить, потому что больше никто и никогда не будет достаточно хорош для тебя.

Я захлопала глазами. Я так быстро захлопала глазами, потому что знала, что вот-вот потеряю контроль над собой.

А потом Иван добил меня. Он разрушил все мои страхи по поводу того, что будет со мной после него. Он сделал это прямо там, коснувшись кончиком своего носа моего и прижавшись своим лбом к моему лбу.

– Потому что я не против, если у тебя в любимчиках будет еще десяток человек. Но ты всегда будешь моей любимой, – закончил он. – Всегда. Независимо ни от чего.

Я очень быстро захлопала глазами, я не могла ничего поделать с тем, что мои глаза наполнились слезами.

– Я. Я не совсем…

Он улыбнулся мне так мягко, так нежно, что унес с собой половину моей души.

– Я знаю, – прошептал он, прежде чем обвить меня руками и обнять, уперев подбородок мне в макушку.

И он обнял меня, а потом долго не отпускал, несмотря на то что капающие из моих глаз слезы намочили его рубашку.

И, когда я прильнула к нему почти всем телом, он, не отпуская меня, опустился вместе со мной на бок, притянув меня так, что половина моего тела оказалась лежащей на нем, при этом моя голова покоилась у него на груди, одна рука обхватывала его за ребра, а нога была закинута на его ногу. Мы оставались лежать так до тех пор, пока из моих глаз не перестали литься слезы и пока я не смогла снова сделать глубокий вдох.

Он невесомо провел рукой по моим волосам.

Я думала, что предыдущая ночь была одним из лучших моментов в моей жизни, но им была эта ночь. Она была такой, и я так сильно любила Ивана, что мне казалось, что невозможно любить сильнее. Я разделяла все, о чем он говорил мне, за исключением того, что я стала бы кататься с кем-то другим, если бы он и вправду захотел вернуться к своей прежней партнерше, но я сделала бы это в знак уважения к нему за то, что он изменил меня и мою жизнь.

Я хотела отдать ему все, и все, чего я никогда и ни за что не смогла бы отдать, потому что он отдал мне все.

Мы оба долго-долго лежали молча.

Ни тогда, когда он неторопливо гладил меня по волосам, ни тогда, когда его рука сместилась на мое плечо и сжала его. И ни тогда, когда его ладонь нежно, нежно, нежно, спустилась по моей руке, и кончики его пальцев почти щекотали меня, когда он касался моего бедра, лежавшего на нем.

Я бы не сдвинулась с места ни за какие богатства мира. А также ни за какие награды и медали. Ни за что, черт бы меня побрал.

Иван провел кончиками пальцев по моему бедру, а потом, потом по моему колену. Мне потребовались все мои силы, чтобы не отреагировать, как все, но один из его пальцев исчез, и эта единственная, одинокая подушечка пальца стал чертить круги на моей коленной чашечке. Так легко, так нежно, словно это было перышко.

Я не шевелилась.

Круги, которые делал его палец, становились все шире и шире, он опускался под коленку, где кожа была очень чувствительной, а потом снова возвращался наверх, к моей четырехглавой мышце, и еще раз повторял тот же путь. Потом тот палец спустился вниз, к моей обнаженной голени и щиколотке, делая круги по моей порой чрезмерно натруженной мышце. Потом он сделал еще один круг.

Я никогда не была так счастлива от того, что с того момента, когда мама разрешила мне бриться – сразу после наступления половой зрелости у меня повсюду начали расти волосы, – она подчеркивала, как важно делать это ежедневно. И увлажнять кожу. Потому что, послушать мою маму, так увлажнять кожу – одно из важнейших повседневных дел. Точно так же, как чистить зубы. Или подтереть задницу после туалета. Я была чертовски благодарна за то, что побрилась после того, как после ужина вернулась в свой номер.