Итак, перебрав всякую хрень – и поглядывая на стеклянную вазу, наполненную конфетами «Херши Кис», стоявшую на столешнице, – я нашла в кухонном шкафу жасминовый рис, а затем – кастрюлю подходящего размера, при этом, когда я искала ее, он продолжал игнорировать меня. И мы принялись стряпать. Я позволила ему заняться свеклой, потому что не знала, что с ней делать. Кроме того, для начала я была неважной поварихой, главным образом потому, что могла бы жить на одном запеченном мясе, приправленном только солью и перцем, любую крупу я могла сварить в рисоварке, и если бы это зависело от меня, то я до конца жизни ела бы приготовленные на пару или запеченные в духовке овощи.
Как раз в тот момент, когда я отмеряла по полторы чашечки риса для каждой тарелки – потому что у Ивана на белой доске было написано, сколько чего нужно было положить ему в тарелку, – зазвонил его мобильник. Беря его со стола, он задел меня и мгновенно ответил:
– Алло.
Я заканчивала отмерять рис, когда услышала, как он говорит:
– Да, она здесь… Лучше, но она еще больна… – Очевидно, говоря «она», он имел в виду меня. Я так думала. Вопрос заключался в том, с кем, черт побери, он разговаривал? – Завтра?.. Это зависит от того, что у нас будет… Это пойдет… Хорошо. Звучит заманчиво. Тогда увидимся завтра… Я тоже тебя люблю. Пока.
Я сказала себе, что меня не касается, с кем он говорил.
Но, если бы он оставил свой телефон лежать поблизости и я могла бы подобрать пароль, я бы посмотрела.
Иван ничего не сказал мне о том, куда мы поедем или что мы будем делать, а мне, разумеется, чертовски не хотелось спрашивать, поэтому я молчала и не вмешивалась, когда он заканчивал раскладывать еду по тарелкам, и потом, когда мы ели.
Я как раз проглотила последний кусочек курицы с лаймом, которую он пожарил в кипящем кокосовом масле, когда Иван, отодвинув свою тарелку, наконец повернулся ко мне с точно таким же раздраженным лицом, как два часа назад. Даже его дурацкие негнущиеся плечи были напряжены.
Я лениво посмотрела на него, ожидая самого худшего.
Итак, поскольку я ожидала, что он пошлет меня куда подальше, я не предвидела того, что он на самом деле заявил:
– Я хочу, чтобы ты снова аннулировала свои аккаунты.
– Что?
Он повторил то, что сказал:
– Я хочу, чтобы ты снова аннулировала свои аккаунты. Немногочисленные подписчики не стоят того, чтобы ты получала подобную дрянь по электронной почте.
Что, черт возьми, происходило?
– Иван, – смущенно начала я. – Я не знаю, приходят мне до сих пор эти письма или нет, но личные сообщения и комментарии не…
– Мы также можем уничтожить наши первые совместные снимки. Ли поймет, – сказал он, при этом каждое его слово звучало все более и более гневно.
Что же, я была не из тех, кто подставляет других,
– Она знает о них. Или имеет о них представление. Мы говорили об этом несколько месяцев тому назад.
Судя по тому, как неловко я почувствовала себя под взглядом его ярко-голубых глаз, в них были вставлены лазеры.
– Что?
– В самом начале, когда я согласилась стать твоей партнершей, мы говорили об этом. Я рассказала ей немного, я отчасти намекнула ей, почему я аннулировала свои аккаунты.
– Подожди секунду…
Я проигнорировала его.
– Она попросила, чтобы я сказала ей, если все возобновится, но я не сказала. Начнем с того, что я просто перестала читать свою электронную почту.
Он моргнул:
– Ты рассказала ей. Но не рассказала мне.
Почему, черт возьми, он говорил так жестко, как робот?
– Да. – Потому что не рассказала. – Я думала, что тебе не нужно об этом знать.
Да, он снова вышел из себя.
– Ты думала, что мне не надо об этом знать?
– Да, думала. Мы тогда почти не разговаривали. Мне казалось, что это не имеет смысла. Какое тебе до этого дело? – спросила я его, пожимая плечами, не ощущая вины за то, что сделала.
– Какое мне до этого дело? – пробормотал он себе под нос, по-прежнему глядя на меня убийственным взглядом.
– Нет, я понимаю. Мы друзья. Мы партнеры. Но остынь. Я в порядке. Я никогда не получала агрессивных сообщений или угроз. Это всегда были просто… фотографии и видео. Возможно, я даже уже не получаю их.
В какой-то момент, пока я говорила, он откинул голову назад и уставился в потолок. Он не смотрел на меня, когда произнес так, словно был сделан из сплошного металла:
– Именно поэтому ты не хотела сниматься для «ТиЭсЭн»?
Мне не хотелось говорить ему, но я сказала:
– Да. И поэтому тоже. Я не лгала, когда сказала тебе, что не хочу, чтобы ты тоже смеялся надо мной.
Продолжая разглядывать балки на высоком потолке, он издал стон, который, в сущности, был похож на рычание. Он вздохнул. Он вздохнул и покачал головой.
Потом я, в свою очередь, вздохнула.
– Перестань. Все хорошо. Я знала, что делала.
После этого его подбородок опустился.
– Да, в том, что ты ведешь себя как упрямая ослица, нет ни черта хорошего.
Я усмехнулась.
Он пристально посмотрел на меня.
Ладно, возможно, он был прав.