От июня до июля

Дина даже не усмехнулась. Она не могла представить, подумать, что кроме любимого Павлика рядом может быть другой мужчина. Других - просто не су­ществует.

И потянулись дни работы в поле. Жали серпами, обмолачивали, ссыпали в мешки и свозили в отряд. Там мололи - у зоринцев, оказывается, была своя мель­ница, - и согласно разнарядке центра отпускали муку боевым отрядам. Мололи зерно, привозимое из других отрядов и бригад. Здесь же пекли хлеб для тех от­рядов, где не имелось своих хлебопеков или возможности самим испечь. Хлеб­ных полей оказалось много. Во-первых, у пустующих полусожженных деревень, засеянных еще крестьянами, и своих лесных, малоконтурных, но многочислен­ных. Убрать весь хлеб считалось делом жизненной необходимости. Потом копали картошку. Когда закончили уборку хлеба, Зорин вернул всех специалистов на их места. Мастера по ремонту оружия - слесари-оружейники, столяры по изготовле­нию прикладов и ружейных ложей - опять же трудились весь световой день.

Сапожники и мастера по ремонту седел просто оказались завалены работой - ремонтировали сапоги и ботинки, подшивали валенки и, как умели, валяли новые. Из доставляемых партизанами овчин шили тулупы и полушубки, а из обрезков - шапки, жилетки, рукавицы. Из штабов бригад и штаба соединения потоком шли заявки с просьбой прислать «гинекологов со всеми необходимыми инструмента­ми», так что оба гинеколога семейного отряда Орлинская и Лившиц нечасто по­являлись дома. А и здесь для них находилось занятие по профессии.

Осенью, когда начался забой скота, по первому морозцу к зоринцам повезли из отрядов свинину, говядину, жиры - нашлись умельцы и оборудование для изго­товления колбас. «На сегодняшний день нами изготовлено 290 кишок колбасы, - писал в отряд имени Суворова Зорин. - В наличии еще имеется мяса приблизи­тельно еще на 150-180 кишок, но не хватает жиров около 15 и свиного мяса около 20 килограммов. Прошу дать указание: делать колбасу без жиров или ждать, когда привезете необходимое».

Окунувшись полностью в рабочую жизнь отряда, Дина жила только работой, запрещая себе думать и чувствовать. «Никакого вчера и никакого завтра, - словно сказала она себе. - Есть только работа - и никого на свете».

Впрочем, была Софа. С момента последней их встречи Софа заметно похоро­шела. Безусловно, главной причиной ее оживления, повторного расцвета стала любовь. Леня Оппенгеймер был рослый, интересный молодой человек, в про­шлом рабочий Гродненского стеклозавода. Софа нашла в нем то, что потеряла год назад, - любимого и любящего, заботящегося и думающего о ней человека. Леня оказался ответственным парнем с твердым мужским характером. Планируемое человеком ненадежно и сомнительно, а в военное время - особенно зыбко. Но Леня Оппенгеймер, ни минуты не сомневаясь в скорой победе над фашизмом, строил планы на жизнь послевоенную. Рассказывал о них Софе. А она, боясь ве­рить, загадывать, тем не менее увлекалась и уже почти верила, что будет именно так, как им мечталось, хотелось.

В самом деле, уже нет сомнений в скорой победе. Под Курском фашистских га­дов разбили. Еще немного - и освободят Белоруссию. И должно же быть у них - а оба остались одни на белом свете - счастье на этой земле. Мирное человеческое счастье. Маленький дом, работа, дети и любовь. Это и есть счастье. Впрочем, лю­бовь уже имелась. Дина видела - Софа отогрелась душой возле этого парня.

Однажды во второй половине дня в отряд приехала Лена Станкевич, та самая юная синеглазая брюнетка-разведчица, что любовалась ребенком Дины. Ее кор­мили обедом на кухне, когда Дина принесла туда мешок свежевыпеченного хлеба. Увидев Дину, разведчица радостно улыбнулась ей. Дина подошла, присела рядом.

- Смачна есци, - пожелала девушке приятного аппетита.

- Дзякуй, - еще радостней улыбнулась разведчица. - Я заехала да вас коня под­ковать, расковался у дарозе. А меня вот и борщом почастовали. Я знала, что вы здесь.

- Как твоя разведка?

- Складана, - вздохнула Лена. - Меня же все ведают в акруге. Одни мне что-то подскажут, другие подскажут полицманам на меня. Учора въехала в Мышковичи, спрашиваю Бронислава Селюту: полицманы в деревне есть? Нема, кажа, езжай, не хвалюйся. Хаты три проехала, а они выходят со двора - зенки на меня вы­ставили. Я первая из автомата секанула по ним и галопом да леса. - Помолчала, улыбнулась. И вдруг сказала:

- А я видела вашего хлопчика на прошлом тыдне.

У Дины мурашки побежали по коже.

- Три дня назад, как на задание выезжала, - говорила Лена. - Он ничего, весе­лый, хозяйка сказала - ест хорошо. Я заходила к ним. И вашего Павла Васильеви­ча видела несколько раз. Он занятый такой. Только что-то бледный, хмурый, ни на кого не глядит и с лица зник.