От и До. Свидетельства бывших атеистов

И так вот мы жили некоторое время. И потом начались стандартные искушения, которые происходят в общежительных монастырях. Первое искушение было в совместной жизни, казалось бы, мы друг друга знали хорошо, давно. Но дьявол начинает искушать, посылать помыслы. Мы тогда, конечно, были не обтертые, зеленые такие, ревностные очень молодые люди. И мы не замечали вот этих искушений, которые вокруг нас происходили, с нами происходили. И мы делили келлию напополам. У нас были некоторые недоговоренности между собой.

И мы решили график составить, расписание уборки келлии. Мы каждый день убирали в келлии, чтобы было всегда чисто убрано. И было множество таких вот искушений, когда нам не хватало покушать. В двенадцать часов, и шесть часов вечера. Не хватало очень. И батюшка один раз даже сделал, что мы вообще один раз в день ели. Такие подвиги попытался ввести. Но это не получилось, потому что мы втихарца тайноядением согрешали (смеется).

Даже тайноядение — это когда один человек согрешает, а когда двое или трое, это уже, как бы, групповое тайноядение. Это уже такая другая статья (смеется). И мне помнится такой момент: когда мы в очередной раз в двенадцать часов кушали, мы покушали, и я с голодными глазами пытался еще кусок хлеба себе еще в карманы распихать, и друг мой. И одна послушница на трапезе, женщина, она увидела, что мы недоедаем, и носила нам в келлию продукты. А чтоб вы понимали, в нашей келлии оставались грецкие орехи и мед. Это оставалось еще от того «старца-чудотворца». Это у нас такой небольшой запас был, НЗ на «черный день» еды, именно в келлии. Мы знали, что нельзя хранить еду в келлии. Но тем не менее мы хранили. И она нам носила туда продукты. Бывало, иногда хлеб, консервацию какую-то.

И я вот как сейчас помню, мне прислали посылку из Луганска. Я был где-то на послушании. На пилораме или где-то в лесу мы ездили грибы собирать, я уже не помню, и меня не было. А мой друг остался на послушании в этом нашем скиту, так сказать, небольшом. И он там трудился, и он получил за меня посылку. Когда я пришел, он обрадовался, обнял меня. Чтоб вы понимали, в тот момент именно эта радость и обнимались почему. Тогда такие моменты были, но их было мало, на самом деле, потому что это было труд и молитва с утра до вечера. Это было тяжело. Когда ты живешь в таком монотонном ритме, то это очень выбивает из колеи. Проявляется человек, то есть, ты становишься таким, какой ты есть. Снимаются все маски. И начинает «штормить» человека, все из него исходит. И у нас там были разные такие небольшие ссоры, такие перепалки.

И вдруг, я прихожу, а он на меня там обижен был за что-то, я уже не помню. Это знаете, как дьявол действует? Он вначале человеку что-то нашепчет, а я даже не знаю, на что он обижается. И вот такая «молчанка» была. Я прихожу, и он обнимает меня, такой счастливый, веселый. Я думаю: «что произошло?» Он говорит: «тебе посылка пришла». Я думаю: «интересно, от кого?» Вы не поверите, что мне прислали. Мне прислали… он ее так, знаете, еще так спрятал (смеется)… Я сейчас расскажу. Я захожу в келлию, и он до конца не говорит, что прислали. Он говорит: «я за тебя получил, расписался». У нас там почта приезжала три раза в неделю, или раз в неделю, я уже не помню. Он открывает шкаф, и в вещах (в шкафу полки с вещами) и в одной полке с вещами запрятана большая коробка. Оказалось, это четыре килограмма халвы (смеется).

Для нас сладости были дефицитом. И особенно вкусная халва. Почему-то нам так казалось. Мы привыкли к нашей халве, и та, которая там была, нам не нравилась. Поэтому для нас это был целый праздник, целая радость. И я на радостях, как увидел четыре килограмма халвы, я сам обрадовался. Мы еще раз обнялись, и я достаю ее и говорю:

— Ну что, — говорю, — пойду я, обрадую ребят в трапезную. Сейчас все вместе покушаем. — А он так на меня смотрит, и говорит:

— Ты что?! Ты что серьезно собрался на трапезной есть? — Я говорю:

— Ну да. А что мы будем с ней делать? Четыре килограмма! — Он говорит:

— Ты что, не понимаешь, они ее съедят, и даже не оценят! (смеется). Там их много. Они даже вкуса не поймут, понимаешь, даже не распробуют. А мы с тобой, — говорит, — будем ее есть месяца два или три. И мы с тобой наслаждаться будем моментом.

И я как-то сначала согласился, а потом мне такая мысль пришла: «ну это же получается тайноядение. Это же получается, что мы утаили. Это такой грех будет, такое сластолюбие тоже. И главное — это тайноядение. То есть, мы, как бы, без послушания, без благословения живем. Двойную жизнь ведем, двуличие такое получается».

Я ему сказал:

— Ну это ж против правил, против Заповедей. И вообще это не по-христиански. С нами делятся, и мы должны делиться, отдавать.

И он так опечалился:

— Ну да, да-да, вообще, да (смеется). — Я говорю:

— Ну, можем себе оставить.

— Да не, это мы будем два месяца есть. И грех на душу брать (смеется).