То есть, по всем нормам подвига я все совершать старался, со своим другом. Были у нас подвижники. Но пришло время, и я оттуда уехал. Вот так меня Господь вывел. Я попал в монастырь, в Луганске. Я очень благодарен Богу, что на моем пути оказался игумен монастыря, который мне очень помог. Это и духовное образование, это и опыт правильной молитвы. Мне очень помогли по богослужению, по Уставу богослужебному. Это было время в монастыре, полгода, когда действительно я очень много читал книг. Все эти пять или шесть лет я читал очень много книг, была жажда. До того, как я уверовал, пришел к Православию, я не любил читать книги. Это честно. Не любил. Но когда я стал православным, я столько взахлеб читал книг! Все, что мне полезно, и не полезно — я все читал подряд. Мне все было интересно. Все, что касается Православия и духовности. Святых отцов, старцев, и так далее. «Лествицу», «Добротолюбие», все.
И монастырь мне тоже очень помог. И в итоге, как я стал священником? Как я выбрал путь? Первый этап: безбожный воинствующий атеист, который говорит: главное в жизни — деньги и власть. Я и я буду хорошим богатым. Потом этого атеиста Господь берет за шкирку, нагинает во все свои греховные состояния (подобное притягивает подобное). Я вижу бесов, весь этот мир, ищу защиты, и, на мое удивление, я понимаю, что она только в Православии. Я все свои силы души и всю свою жизнь в полностью противоположную от богатства и денег, достатка, себялюбия, гордыни, самоуверенности разворачиваю. И иду полностью в Православие. И на этом пути встречается мне батюшка, на этом пути мне встречаются другие многие священники, которые мне помогают, и миряне многие, и книги. Я очень благодарен особенно святым: и Игнатию Брянчанинову, и другим. Очень помогли. Читая их труды, я понял очень многие вещи.
И вот это все происходило в моей жизни, и появилось два вопроса, ключевых. Вот эти вопросы задают многие миряне сегодня. Эти вопросы были всегда. Первое: идти в монастырь или жениться? И второе: если все-таки не уйдешь в монастырь, кем работать, как зарабатывать деньги, на что жить? Чтобы это не противоречило Евангелию. Чтобы я ходил по воскресеньям в Храм. Чтобы я участвовал в Таинствах. Что мне делать? Вот эти два вопроса.
Я ужасно мучился года два. Честное слово, я не знал, что мне делать. Я понимал, что лучше для меня и для каждого из нас, это, как Апостол Павел говорил, так и Христос сказал: быть скопцом ради Христа. Ну, монастырь. Жить в послушании. Я понимал, что это лучше. То есть, действительно это так и есть для духовной жизни. Я себе планку ставил именно уже идти к Богу целенаправленно. И для меня уже было все равно: лес — не лес, там. Главное к Богу — спасать душу. Это было больше, конечно, максимализм, это было больше на эмоциях сделано. Вот. Но я, знаете, понимал, что это лучший путь — монашество, послушание, отсечение своей воли. А с другой стороны, мое сердце опять тихо говорило: то есть, я понимал, что не готов, что все-таки во мне живет мир и суета.
Не знаю, почему не готов. Я думаю, что, когда мне будет лет пятьдесят, может быть, я к этому времени только созрею. Созрею к настоящему монашеству. Потому что каждому возрасту и периоду своей жизни… в молодости мы одни, в средние годы — другие, в зрелые годы — третьи, а старость — это уже четвертый человек. И каждому периоду… в молодости особенно важно удержаться от грехов, потому что все грехи в юности и в молодости. Вот этот период тоже такой эмоциональный, эти всплески. И в этот момент, в двадцать лет, принимать монашество, ну, в двадцать пять, все равно это очень серьезный шаг. В тридцать пять лет накрывают дьявольские искушения. Когда это вот так все, то люди сбегают. И десять лет в монастыре, и сбегают из монастыря, и расстригами становятся, видим, к чему это все приводит.
Я понимал, что все-таки один процент мирского во мне есть, и я до конца не откажусь. То есть, я понимал, что борение будет серьезное. И я предчувствовал. Но я попробовал себя. Чтобы не лукавить, я попробовал себя в монастыре. Я, честно сказать, даже в Святогорской Лавре хотел остаться. Вот. Но, молясь перед иконой Пресвятой Богородицы, я точно понял и почувствовал тяжесть. Ну, вот как Патриарх Кирилл говорит. Когда была его интронизация на Патриаршество, когда он надевал на себя этот великий параман: «я, — говорит, — почувствовал крест, такую тяжесть, — говорит, — как будто, предчувствовал свой путь».