От Баха до Шостаковича

– Но можно и саму гармонию звуков назвать одним из Божественных начал, и те, кто встречаются в зале имени Чайковского, где звучат и ваши произведения, действительно, уже не публика, они «прихожане», и вы хорошо знаете, какие вопросы их мучают.

– Для меня слушатели, сидящие в зале, такие же прихожане, как те, кто ходит в мой храм. И музыка – одна из форм проповеди. У каждого прихожанина свои вопросы, но, произнося проповедь, я прежде всего стараюсь ответить на какие-то вопросы самому себе. Например, часто моя воскресная проповедь суммирует мысли, которые мучили меня в течение прошедшей недели. Отвечая на них, я тем самым отвечаю и на чьи-то еще вопросы, так как у многих из нас вопросы одни и те же.

Музыка не призвана отвечать на вопросы, она призвана передавать чувства от автора через исполнителя к слушателю, и в этом смысле она может быть одной из форм проповеди. А когда в концертном зале звучит евангельский текст, это уже становится прямой проповедью.

Мое сочинение «Страсти по Матфею», построенное на тексте Евангелия, с момента первого исполнения в 2007 году звучало уже по меньшей мере 70 раз на самых разных концертных площадках во многих странах, и однажды даже было исполнено в Стамбуле, в храме Агиа Ирини. Конечно, это не было богослужением, но, может быть, впервые с 1453 года на месте, где состоялся Второй Вселенский собор, прозвучал евангельский текст на греческом языке.

– Скажите, маэстро, со времен посещения столицы Воландом «прихожане» изменились еще сильней? В каком возрасте вы прочли «Мастера и Маргариту», ведь до определенной поры книга была под запретом, и сколько раз? В любом случае она должна была потрясти. Что скажет Ваше Высокопреосвященство об этой «дьявольщине»?

– Я не поклонник этого произведения, целиком прочел его только в зрелом возрасте. А впервые соприкоснулся с ним в школе, когда учительница музыкальной литературы, разбирая «Страсти по Матфею» Баха, пересказывала нам историю Страстей Христовых, но не по версии Евангелия, а по версии Булгакова – единственной в то время доступной интерпретации этой истории. К тому времени я уже прочел Евангелие и хорошо знал, что трактовка Булгакова неубедительна. Но я высоко оцениваю подвиг писателя, осмелившегося в советское время говорить на запретную тему. Для многих людей именно те страницы «Мастера и Маргариты», которые содержат рассказ о Христе, стали первым соприкосновением с «самой великой из когда-либо рассказанных историй».

Исполнение «Страстей по Матфею» в храме Агиа Ирини в Стамбуле 27 марта 2010 года

– Музыка так же мощна, как память, дающая рассмотреть сон жизни в деталях. Ваш Concerto grosso для меня – петербургский дождь на всю Фонтанку, а что он для вас?

– Это сочинение появилось случайно и написано было очень быстро – за два дня. Меня привлекла классическая барочная форма концерта для группы солистов со струнным оркестром и клавесином. За прошедшие два года сочинение много раз исполнялось, в том числе в Большом зале Консерватории Владимиром Ивановичем Федосеевым, ранее исполнившим и все другие мои оркестровые сочинения. Ему я очень благодарен за то, что в 2007 году, когда я как композитор был никому не известен, он взялся исполнить мои «Страсти по Матфею». Это стало ярким «вторым стартом» моей музыкальной карьеры.

– Мне очень сложно понять ваш уход с третьего курса консерватории в обитель, где ты никто и все нужно начинать с нуля. Зачем истязаться в вере, если ты сам поручение Господово, ведь вы наверняка ощущали талант как предчувствие?

– Я никогда не воспринимал монашескую жизнь как истязание или самоистязание. Для меня уход в монастырь стал естественным шагом по пути, на котором я отчетливо ощутил призвание к священству. В течение некоторого времени я подумывал о совмещении веры и музыки, хотел стать церковным регентом, но уже к 15 годам я знал, что хочу быть именно священником, а монашество явилось естественным дополнением к этому желанию.

С Владимиром Федосеевым после премьеры «Страстей по Матфею» в Большом зале Консерватории 27 марта 2007 года