От Баха до Шостаковича

– А как вам электронная музыка? Вы не хотели бы в рамках своей передачи на телеканале «Россия 24» побеседовать с ее корифеем и глубоко верующим человеком Эдуардом Артемьевым? Он два десятилетия писал свою рок-оперу «Преступление и наказание». Он, когда впервые услышал рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда» Эндрю Уэббера, очарованный образом Спасителя, бродил по Арбату, ища Его. Так велико было желание этой встречи… С вами не происходило ничего похожего, навеянного чем-либо?

С Валерием Гергиевым на репетиции симфонии «Песнь восхождения» 5 апреля 2010 года в Зале церковных соборов храма Христа Спасителя

– С Артемьевым я с удовольствием бы пообщался и в передаче, и за ее рамками. Относительно рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» скажу, что познакомился я с ней, когда служил в армии, и считаю ее весьма ярким музыкальным произведением, раскрывающим для очень широкого слушателя образ Иисуса. Конечно, это не канонический, но очень привлекательный образ, причем именно для современного человека, для молодежи. В этом смысле рок-опера Ллойд-Уэббера, безусловно, играет важную миссионерскую роль. Я в этом убедился в годы службы в армии, когда прослушивание оперы вместе с сослуживцами становилось отправным пунктом для глубокой беседы о Евангелии, о Христе, о Церкви.

– Раз уж речь коснулась телевидения, нельзя не спросить вас о журналистике. Вы вошли в нее без образования, но оказались профессионалом в новой профессии. Вы и к этому относитесь, как к искусству, или это часть вашего «служения»?

– Безусловно. Для меня это одна из форм проповеди и миссии. Я много лет писал книги, но это были в основном богословские труды, рассчитанные на достаточно узкую аудиторию. Телевизионный экран позволяет общаться с многомиллионной аудиторией и говорить о самых сложных вещах очень простым языком.

Конечно, профессионализм пришел не сразу. В 1999 году я вел ежедневную 5-минутную передачу «Мир вашему дому» на канале ТВЦ. Тогда и начали оттачиваться мои навыки в этой области, поскольку за 5 минут, а точнее за 4 минуты 45 секунд я должен был сказать все, что хотел. Это приучило к дисциплине. Я очень хорошо чувствую время и редко говорю проповеди, превышающие 10 минут. Не хочу уподобляться тому архиерею, который произносил проповедь до тех пор, пока сторож не подошел к нему со словами: «Владыка, пора храм закрывать».

– Ваша музыка говорит удивительно красивым, глубоким, чистым языком. Как можно не влюбиться в ваши «Страсти по Матфею»! Они в тебя, как свет, входят. Такое ощущение, что вы всегда соприкасались только со светлой стороной жизни; по-видимому, оно обманчивое, ведь чтобы отдавать свет, душа должна его получать. В чем вы его находите?

– Священник в своем служении соприкасается и с самыми светлыми, и с самыми темными сторонами человеческой жизни, которые раскрываются перед ним в таинстве исповеди. Но есть благодать, которую священник черпает из литургии, созерцая небесную красоту через красоту земную. Это нас оживотворяет изнутри, изменяет и наполняет Божественным светом.

– Странная вещь – музыка. Однажды тяжело заболел человек, впал в кому и долгое время не выходил, пока кому-то не пришло в голову включить ему младшего Жарра. Произошло чудо – музыка увела его из-под носа у смерти. Вера, по-вашему, – это музыка тоже?

Литургия в венском Свято-Николаевском соборе

– Мне рассказывали о том, как люди в хосписе, умирая, просили поставить им музыку Арво Пярта – «Зеркало в зеркале». Какая-то взаимосвязь между музыкой и верой, безусловно, существует. Не случайно ведь в Православной церкви ни одно богослужение, даже в самом скромном сельском храме, не обходится без нее. В идеале вера и музыка должны дополнять друг друга в жизни человека.