Осужден пожизненно

Руфус дотронулся до ледяной воды и отдернул руку. Была минута, когда он решил дождаться утренних лучей, которые осветят это красивое, но изменчивое море, однако тут же мысль о беспомощной девочке, которая ждет и высматривает его на берегу, придала ему новые силы, и, устремив глаза на красный отсвет над темной грядой деревьев, показывавший где находились люди, он толкнул плот перед собой в море.

Камыши хорошо держали груз, но сила течения засасывала его под воду, и поначалу он опасался, что вынужден будет лишиться своей поклажи. Однако его мускулы, закалившиеся, как сталь, в горниле каторжной работы, вынесли это страшное напряжение; задыхаясь, с разрывающейся грудью и одеревеневшими пальцами, он все же не сдавался, пока плот, выбравшись из прибрежных волн, не поплыл спокойно по серебряной дорожке, ведущей к их стоянке. Передохнув несколько минут, он напряг все мускулы и повел свое необычное каноэ к берегу, толкая его и подгребая веслом в направлении невидимого костра. И наконец, когда онемевшие члены уже отказывались подчиняться его воле и плот поплыл по течению, он вдруг почувствовал под ногами дно. Открыв глаза, зажмуренные в последнем усилии, он увидел себя в безопасности под щербатым утесом, заслонявшим костер. Казалось, что волны, которым надоело преследовать пловца, с презрением и досадой выбросили его на побережье у пристани его надежд. Оглянувшись назад, он только сейчас понял, какой страшной опасности избежал, и содрогнулся. Но тут же его охватил восторг торжества.

И зачем ему было так долго ждать, если бегство столь доступно?

Вытащив коз за самую высокую линию прилива, он обошел утес и направился к костру. Воспоминание о той ночи, когда он впервые приблизился к нему, всплыло перед его глазами и взволновало его. Да, сейчас он был уже другим человеком, не похожим на прежнего! Пробираясь по песку, он увидел колья, белеющие при свете месяца. Да, пришлось начальнику попотеть, выполняя приказ каторжника. Ведь только он один знает, как спастись. Он, Руфус Доуз, забитый, униженный каторжник, один может вернуть эти три человеческие существа в мир цивилизации. Если он откажется им помочь, они навсегда останутся в этой тюрьме, где он сам так долго страдал. А сейчас все изменилось – он стал их тюремщиком и господином.

И прежде, чем одинокий хранитель огня услыхал его шаги, он уже стоял у костра, молча протягивая руки к языкам пламени. Он чувствовал то же, что чувствовал бы на его месте Фрер – презрение к человеку, оставшемуся вне опасности.

Фрер вздрогнул, увидев его.

– Это ты? Ну как, удалось? – воскликнул он. Руфус Доуз кивнул.

– Неужели ты отловил коз?

– Там у скалы лежат четыре козы. К завтраку будет мясо.

На звук его голоса девочка прибежала из хижины.

– О, мистер Доуз! Вот радость! А мы с мамой уже начали беспокоиться!

Доуз схватил ее на руки и, весело рассмеявшись, поднял высоко над головой.

– Скажите, Сильвия, – спросил он, держа ее на вытянутых руках, с которых капала вода, – что вы для меня сделаете, если я привезу вас с мамой домой?

– Дадим вам полное прощение, и папа сделает вас своим слугой, – ответила Сильвия.

Фрер расхохотался, а Доуз, чувствуя комок в горле, опустил девочку на землю и отошел.

Да, это было все, на что он мог надеяться. Вся его находчивость, все его мужество, пренебрежение опасностями, которым он подвергал себя ради них, будут вознаграждены лишь снисходительным покровительством такого великого человека, каким являлся мистер Викерс. Его сердце, разрывающееся от любви и самоотречения, преисполненное светлых надежд на будущее, получит на все свои раны только этот благословенный елей. Он совершил подвиг доблести и отваги, и в награду за это люди, которых он спас, сделают его своим слугой. Чего же еще может ждать каторжник?

Сильвия, почувствовав, какую глубокую рапу она нанесла ему своими необдуманными словами, подбежала к нему.

– Мистер Доуз, помните, что я всегда буду любить вас.

Но каторжник, уже очнувшись после минутного восторга, отстранил ее от себя и тут же устало и безжизненно растянулся под сенью скалы.

Глава 27 ЧЕЛН

Утром Руфус Доуз встал раньше других и принялся за работу, ни словом не обмолвившись о вчерашней сцене. Он уже освежевал одну из коз и стал показывать Фреру, как разделать вторую.

– Начинайте рубить от огузка до холки и затем от грудки до колен, – говорил он. – Мне нужно, чтобы шкуры по мере возможности были квадратными.