Осужден и забыт

Застекленные двери распахнулись, и оттуда почти кубарем выкатился очень смуглый толстяк, голый по пояс, размахивая деревянной вешалкой для одежды. За ним вылетела такая же смуглая, черноволосая растрепанная женщина со шваброй наперевес. Я невольно отступил на шаг назад.

– Извините, – еще раз сказал я, – я ищу мадам Зинаиду Аркадьевну Высоковскую. Мне дали этот адрес.

Арабы, скорее всего алжирские эмигранты, недоуменно уставились на меня.

– Я из России. Я ищу свою родственницу – мадам Высоковскую. Ей семьдесят пять лет. Я не виделся с ней почти двадцать лет. Я точно знаю, что еще десять лет назад она жила по этому адресу.

Я старался говорить медленно, максимально простыми английскими фразами. Какими бы темными не были эти алжирские Отелло и Дездемона, они должны были понять мои простые вопросы.

– Мерде! – наконец воскликнула горячая мать семейства.

Они что-то затараторили на своем родном языке, размахивая руками и тыча пальцами в мою сторону.

Из дверей вышла чумазая двухлетняя девочка. Она обхватила подол материной юбки и, деланно хныкая, с любопытством глядела на меня. Женщина подхватила ребенка на руки и обиженно закричала на меня.

– Вы злые люди! – удалось мне понять на ее чудовищном английском. – У нас четверо детей. А вы каждый день ищете повод выгнать нас из этого дома с привидениями. Да, у нас уже кончился срок пособия, но мы не сидим на заднице, муж ищет работу. Али! Скажи свое мужское слово! Эти подонки поляки опять нажаловались на нас.

– Вы не поняли меня! – пытался я прервать ее монолог. – Я не знаю вас и не имею к вам претензий. Я турист, я сегодня приехал из России. Я ищу свою тетушку. Она когда-то жила в этом доме.

Они опять принялись обсуждать что-то по-арабски, перемежая диалог французскими ругательствами. Наконец женщина повернулась ко мне:

– Я не знаю никакой русской старухи! Мы живем здесь уже пять лет и никакой русской здесь не видели. И до нас тут тоже жили алжирцы. Наши родственники. В соседнем доме второй год живут поляки. Ужасные мерзавцы. Все время жалуются на нас в полицию. А кто здесь жил десять лет назад, мы не знаем и знать не желаем. Если вы имеете виды на наш дом, так и знайте: ни черта у вас не выйдет, мы никуда отсюда не уйдем. Так что убирайтесь отсюда, а не то мы позовем его братьев, – она кивнула на Али, – и они вам покажут, как тут ошиваться.

Продолжать диалог не имело смысла. Я попрощался и ушел, пока эти темпераментные арабы не кинулись выяснять со мной отношения. Мне еще предстояло устроиться в гостиницу. А потом уже решать, где мне искать исчезнувшую Высоковскую. Кто знает, может быть, старушка уже и вправду умерла.

Оставшуюся часть дня я посвятил поиску подходящего отеля, который нашел с третьего раза. Первый был совсем никудышный, второй слишком дорогой, и только третий устроил меня полностью. Он располагался в тихом переулке и имел внутренний двор в форме итальянского патио. Уютный номер с телевизором располагался на втором этаже. Дверь и окна выходили на террасу во внутренний двор с красивым садом. Спокойствие и тишина – это все, что мне было нужно после утомительных поисков по городу.

Вечером я решил немного прогуляться по центру. Шагая по залитым светом шикарных витрин тротуарам, дыша ароматным вечерним воздухом, наполненным запахом духов, крепкого кофе и специй, мне было приятнее размышлять. Веселая, беспечная публика гуляла по бульварам, заполняла многочисленные уличные кафе.

Я думал о Высоковской. Она полжизни прожила в Париже. По легенде она была потомком эмигрантов первой волны. Считалось, что родители вывезли ее совсем маленькой из молодой социалистической России сначала в Константинополь, потом в Чехию. В Париже ее знали как представительницу старинного дворянского рода. А если представить, что она действительно умерла, то, скорее всего, ее похоронили бы на знаменитом кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, где хоронили русских эмигрантов первой волны. Что ж, значит, туда мне и придется завтра отправиться. По крайней мере, служители кладбища могут знать многих старых русских и тех, кто умер, и тех, кто еще жив.

На следующее утро я надел строгий темный костюм с галстуком и со скромным букетом желтых хризантем отправился на Сен-Женевьев-де-Буа. Старинное кладбище утопало в зелени вековых дубов. Красивые мраморные и гранитные кресты и памятники время от времени привлекали мое внимание, и я задерживался, чтобы прочитать очередную трогательную эпитафию. То и дело встречались старинные аристократические фамилии – Оболенские, Бенуа, Несвицкие, Юсуповы. Где-то здесь должны быть могилы Бунина, Тарковского и многих других русских знаменитостей в изгнании.

Конечно же я сразу вспомнил старые стихи Вознесенского:

Малая церковка, свечи оплывшие,

Камень дождями размыт добела.

Здесь похоронены бывшие… бывшие…

Кладбище Сен-Женевьев-де-Буа…

Домик смотрителя располагался неподалеку от аккуратной православной церкви. Смотритель – благообразный седой статный старик – представился Михаилом Аполлинариевичем. Его речь изобиловала роскошными литературными интонациями давно ушедшей эпохи.