Остров, зовущий к себе

 — Дела у нас превосходны! — устало сказал отец. — Известно, что комары при дождике теряют аппетит и не так охотно набрасываются на завзятых любителей русской старины... Молодцы мы, Демьяныч, истинные молодцы, что не отрываемся от масс, держим марку и помогаем выполнять план по туризму! Сколько их — стада, орды туристов устремились нынче на Север, и мы с тобой, зрелые, мудрые люди, увязались с любознательными чадами за ними! Похвально! Ах что за чудеса древнего зодчества! Ах Нестор, построивший без единого гвоздя Преображенскую церковь и забросивший свой топор в Онегу! Ах наша слава и национальная гордость!..

 Отец говорил резко, вызывающе, словно с кем-то спорил.

 Светлые Зойкины глаза в черных ресницах ошеломленно остановились на нем. Она не знала взрывчатости Валериного отца, его напора, страсти к преувеличениям и сильным словам. Валера это давно знал, и все-таки ему стало не по себе.

 Что с ним? Вправду не хочет ехать? Ведь как рвался после того телефонного звонка! Весь просветлел, и напевал про себя, и собрался в полдня... Дело в том, что отец ехал в Кижи не просто так, не ради собственного удовольствия и отдыха — для этого ехали его спутники и Валера, не в научную командировку, а чтоб встретиться там с очень большим, очень нужным ему человеком, который ровно через шесть дней будет проездом в Кижах — об этом отец узнал из того вечернего телефонного разговора, после которого он и воспрянул духом... Обо всем этом Валере под большим секретом рассказала мама.

 Отец между тем не унимался:

 — Молодцы же мы с вами! Паломники! Странники!

 Зойкины глаза были в упор направлены на него.

 — Увидите — скоро государство начнет чеканить из этих древних рассохшихся бревен доллары, фунты и франки, и столько понаедет сюда всяческих интуристов со всех концов земного шара!

 — А вам жалко? — неожиданно спросил Женя. — Пусть государство чеканит валюту из бревен, и побольше, пусть получит то, что недополучили в свое время русские мужики, плотники...

 — Да я не против, пусть, — слегка смутившись, заверил отец и впервые неодобрительно посмотрел на Женю, — но как мы с вами клюнули на это?

 — Я не клевал, — проговорил Женя, — я поехал независимо от всех этих, как вы сказали, стад и орд.

 «Штучка!» — подумал Валера.

 — Каждому так кажется, — сухо заметил отец. — Вы обманываете себя, Женя, поверьте мне... Вы...

 — Стоп, Олег! Я лишаю тебя слова, — вмешался Василий Демьянович, впрочем, он мог этого и не говорить: отец уже выдохся и — Валера это знал — теперь с полчаса будет молчать... — Дети, не обращать внимания на буйство взрослых и не спешите ими стать! Мы приближаемся к цели путешествия...

 Зойка вскочила с сиденья, и в тугое круглое лицо ее бросился багровый румянец.

 — Мне бы переодеться...

 — Джентльмены, прошу оставить нашу даму наедине, — сказал Василий Демьянович.

 Зойка сконфузилась, закусила толстенькую верхнюю губку и, жалобно посмотрев на Валеру, который последним покидал купе, залопотала, как маленькая:

 — Я быстро, в один миг... Честное слово!

 «Вечная морока с этими девчонками, — подумал Валера, не забыв, однако, кинуть на себя взгляд в зеркало. — Все у них не так...» И через «миг», который длился минут пять, Зойка виновато глянула на него через отодвинутую дверь уже не в ладной коротенькой юбочке и белой кофточке, а в старом тренировочном костюме.

 А потом был мокрый перрон Петрозаводска, большой, с явными архитектурными излишествами вокзал. Потом была бодрая рысь под холодным непрекращающимся дождиком по вокзальной площади с рюкзаками, прыгающими за спиной, расспросы и поспешная посадка в автобус, идущий к порту. И в этой суете и спешке с волнениями и жадными взглядами через мокрые автобусные окна на незнакомый город, широкий, чистый, свежий, Валера забыл об отце, о его настроении и споре с Лошадкиным, о Жене. Валера смотрел во все глаза в окна и радовался яркой зелени и простору этого северного города, носящего имя Петра Первого.

 А потом было Онежское озеро, Онега...

 Остро запахло причалом — мокрым, раскисшим от сырости деревом, корой и морской свежестью, дохнувшей в лицо с залива. Залив был серый под беспросветно сереньким небом, и его сильно рябило от дождя. На небольшой волне мотались катера и большие темные лодки. Слева и справа были причалы, пристани, суда, какие-то строения, а спереди, уходя в беспредельность и сливаясь с хмурым небом, была Онега.

 Рядом, у Валериного плеча, стояла Зойка в блестящей от дождя стеганой нейлоновой куртке, с мокрой челкой на лбу. Сзади — взрослые.

 Они с неменьшим любопытством смотрели вперед, туда, где в тумане и мороси прятался этот Остров Несметных Сокровищ, которому так досталось сегодня от отца.

 Между тем Лошадкин энергично задвигал ноздрями:

 — Деревня! Пахнет деревней! Сеном, щепой, росою... Русью!

 — Русопят ты несчастный, — сказал отец, — прекрати!

 — Даю голову на отсечение — эти воды пахнут сеном! — воскликнул Василий Демьянович. — Вы чувствуете? Нюхайте!