Юсуф обнял Йоргоса за шею, дотронувшись до ямки под адамовым яблоком, и притянул друга к себе. Они поцеловались. А затем остались сидеть, прислонившись друг к другу лбами; солнце – огромное, раскаленное – нависало у них над головой. Движения обоих мужчин были проникнуты естественной нежностью; смешение теней и очертаний, превращение твердых форм в жидкообразные, журчащий ручеек, который, как было известно Костасу, мог существовать лишь между давними любовниками.
Костас резко попятился и, внезапно почувствовав головокружение, тяжело сглотнул. Во рту стоял вкус пыли и пропеченного солнцем камня. Стараясь не шуметь, Костас быстро пошел прочь, кровь стучала в висках. Постепенно его мысли оформились, на смену одним пришли другие, потом – еще, совсем новые, в результате чего он уже толком не мог разобраться в своих чувствах. Ведь он столько времени провел с этими мужчинами, и тем не менее ему никогда не приходило в голову, что они могут быть не просто деловыми партнерами, а чем-то гораздо большим.
В день, когда волна тепла накрыла Никосию, погубив тысячи крыланов, в день, когда Костас Казандзакис раскрыл секрет нашей таверны, я видела, как его лицо помрачнело, а лоб тревожно нахмурился. Костас понял, что Юсуфу и Йоргосу угрожает куда более серьезная опасность, чем им с Дефне. Господь свидетель, на острове найдется немало людей, осуждающих романтические отношения между греком и турком, но если станет известным, что вышеупомянутая пара – геи, то число недоброжелателей сразу учетверится.
Услышь меня
На третий день эпицентр циклона сместился на запад, нацелившись на Лондон. В тот вечер оконные стекла дребезжали от усилившегося ветра, дождь хлестал по рамам. В округе произошел блэкаут, впервые за долгие годы. Электроснабжение удалось восстановить только через несколько часов. Домочадцы собрались в гостиной при свете свечи. Костас работал над статьей, Ада каждые несколько секунд проверяла телефон, Мерьем вязала нечто такое, что должно было стать шарфом.
Через какое-то время Ада встала и взяла свечу:
– Пожалуй, пойду лягу. Немного устала.
– Все в порядке? – встревожился Костас.
– Да, – уверенно кивнула она. – Немного почитаю. Спокойной ночи.
Оказавшись в своей комнате, Ада снова посмотрела на телефон. В различных соцсетях запостили новые видео. Так, на одном из них коренастая девочка, с выстриженной до бровей челкой, стояла на фоне Бранденбургских ворот в Берлине с красным воздушным шариком в руках, который она выпустила как раз в тот момент, когда начала истошно кричать. Шарик уже исчез из виду, а девочка, еще не выдохшись, продолжала вопить. На видео, снятом в Барселоне, какой-то подросток, скользивший на скейте по окаймленной деревьями пешеходной улице, орал во всю глотку под удивленные взгляды гуляющих. В еще одном клипе, запощенном в Польше, подростки, одетые с головы до ног во все черное, смотрели прямо в камеру, широко разинув рот, но при этом не произносили ни звука. Подпись под клипом гласила: «Внутренний крик». Некоторые люди кричали в одиночестве, другие – группами. Все посты были помещены под хештегом: #теперьвыменяслышите. И с каждым новым видео Ада чувствовала, как у нее в душе нарастают паника и смущение. Она не могла поверить, что запустила это глобальное безумие, и теперь не понимала, кто сможет положить этому конец.
Поджав ноги, она обняла коленки руками, как в раннем детстве, когда просила родителей рассказать ей сказку. В те времена папа, при всей своей занятости, всегда находил время почитать дочери книжку. Они всегда сидели рядышком на кровати, лицом к окну. Папа, как правило, выбирал самые необычные детские книги: о крыланах, жако, бабочках-адмиралах… Книги, где были насекомые, животные и, конечно, деревья.
А вот мама предпочитала придумывать собственные истории. Она рассказывала сказки, взятые из воображения, причудливо сплетая нити повествования, постоянно возвращаясь назад и прихотливо изменяя сюжет. Впрочем, темы мама выбирала довольно мрачные, с заклятиями, наваждениями и знамениями. Но однажды мама поделилась с Адой другой историей – тревожащей и одновременно обнадеживающей.
Мама рассказала, как во время Второй мировой войны пехотный батальон расположился на скалах, выходящих на Ла-Манш. И вот однажды солдаты, усталые и измученные, патрулировали побережье. Они знали, что в любую минуту могут попасть под ураганный огонь немецкой артиллерии с моря или с воздуха. У солдат осталось совсем мало провианта, мало боеприпасов, и чем дальше они шли, тем более вязкой под их промокшими, грязными сапогами становилась почва, похожая на зыбучие пески.