Хижина являла собой несомненно общественное сооружение. Не знаю, несла ли она функции храма местной религии или просто служила аналогом деревенского клуба, но сейчас здесь собралось почти все население деревни, включая и маленьких сваши. Запах здесь был соответствующий и мне вновь понадобилось собрать все силы, чтобы остановить начавшееся головокружение. Все они расположились по периметру помещения, с любопытством разглядывая нас и негромко переговариваясь. Тут было достаточно светло: уже знакомые нам светильники в изобилии висели повсюду. В центре хижины в земляном полу зияла точно такая же нора, как и в нашем временном доме. Чуть в стороне от нее — охапки шкур, на которые опустился старейшина с сопровождением и пригласил сесть нас. В хижине мгновенно установилась почти абсолютная тишина.
— Соа. Сва, — сказал старый сваши, а потом очень отчетливо произнес: — Друг, хорош-шо…
Ибрая страшно раздражала эта железная шапка, которую он не снимал уже несколько часов подряд, кожа на голове зудела и чесалась, ручейки пота стекали по вискам и по шее. Но еще больше Ибрая раздражало поведение белоголовых, то и дело заливавшихся беспричинным, на его взгляд, смехом на протяжении всего разговора. Сама беседа началась совсем недавно, все остальное время белоголовые настраивали механизмы шапки, вертясь вокруг Ибрая и постоянно толкая его голову, словно пустую кастрюлю. Сами белоголовые тоже были в железных шапках, именно эти шапки давали возможность понимать друг друга без переводчика. Ибрай подумывал о том, как бы заполучить себе хотя бы пару таких же.
Они беседовали в просторном, но совершенно неуютном помещении, лишенном какой бы то ни было обстановки, за исключением стола и нескольких жестких неудобных сидений, на которых расположились четверо начальников белоголовых, Ибрай, Джамал и Ахмад. Джамалу и Ахмаду чудесных шапок не дали — возможно, у белоголовых их просто больше не оказалось — поэтому в переговорах они участвовали лишь относительно, ориентируясь по сказанному Ибраем. Остальные Бессмертные ждали результатов в таком же помещении за дверью. То помещение вообще было пустым, словно брошенный складской ангар. Бессмертные шли вперед, никто их не охранял — все остальные белоголовые, включая солдат, сопровождавших их к базе, продолжали спокойно заниматься своими делами, словно снаружи ровным счетом ничего не происходило. Они вытаскивали из недр масджида наружу какие-то тюки и контейнеры, загружали их в летающие машины, которые периодически исчезали и возвращались.
— Если вам нужны зеленые камни, вы их получите, — услышал Ибрай слова белоголового. — Сколько угодно камней. По десять за каждую обезьяну. И по пять за каждый кусок «полезной земли».
«Полезная земля» — этим словосочетанием железная шапка переводила интересовавший белоголовых предмет, суть которого Ибраю до конца не была понятна, однако он не желал демонстрировать свою неосведомленность.
— Как велик должен быть кусок? — спросил он.
Белоголовый небрежно толкнул к Ибраю ногой раскрытый пустой контейнер, величиной со средних размеров чемодан.
— Это вместилище для одного куска, — был ответ. — Но не больше двух кусков на одну обезьяну.
Пока хозяева масджида настраивали свои аппараты для переговоров, Бессмертные получили возможность немного оглядеться. В течение этого времени белоголовые обращали на своих неожиданных гостей внимания не больше, чем на бездушные предметы обстановки. Они занимались своими делами, перетаскивая из здания к летательным аппаратам какое-то оборудование, в числе которого Ибрай уже видел немало таких контейнеров.
В тот самый момент случилось происшествие, которое чуть не уничтожило все надежды на взаимовыгодное сотрудничество с белоголовыми. Один из контейнеров — то ли по неловкости, то ли по умыслу переносчиков — грохнулся боком на землю. От удара крышка контейнера отлетела в сторону, открыв его содержимое. Там была какая-то дрянь — слой земли, из которой торчали уродливые желтые корни. Но оплошавших носильщиков, к удивлению Ибрая, озаботило вовсе не то, чтобы исправить свою неловкость. Один из них тут же бросился к раскрытому контейнеру и приник лицом к земле. Ибрай вздрогнул от отвращения, но спустя мгновение понял, что белоголового интересовала вовсе не почва, а те самые уродливые корешки, из нее произрастающие.