Остромов, или Ученик чародея

Он доверял Варченке не вполне: хорошо, хорошо, а быть худу. Что-то в нем было не так, в особенности эта скрытность. И потом, Остромов не очень понимал, кто за ним стоит. Если бы Огранов, так они давно бы поговорили.

— Посмотрел я ваш кружок — занятно. Людишки, конечно, швах.

Остромов поколебался, защищать ли людишек, но счел за лучшее солидно кивнуть.

— Ну-с, положим, фокусам вы их научите. Вот этаким, — сказал Варченко и пошевелил пальцами в пламени свечи.

— Или вот этаким, — сказал Остромов и показал исчезновение монеты.

— Или таким, — сказал Варченко и вытащил монету из остромовского уха.

Остромов подумал, как хорошо бы сейчас слегка приподняться над диваном, небрежно, заложа ногу на ногу, но ограничился демонической усмешкой.

— Все это мило, — повторил Варченко, — но не будем друг другу устраивать этих, знаете, реверансов, как Проспер Альпанус с госпожой Розабельверде.

— Вы имеете в виду, — быстро спросил Остромов, — Альпануса Гентского?

— Именно, — не моргнув глазом, но мысленно очень обрадовавшись, заметил Варченко. — Именно Гентского. Так позвольте вас спросить, господин Остромов, какие взгляды вы имеете на политическое устройство России?

— Масонство, как вы знаете, лояльно к любой власти, при которой работает, — без запинки отвечал Остромов, — а впрочем, я не понимаю, по какому праву…

— Ну какое же право, — еще уютней заурчал Варченко, — свои ведь люди. Я, сами знаете, не посвящен, просвещение — дело благое, мне и любопытно. Неужели вы подозреваете, что я прямо от вас, как есть, побегу в ГПУ? Смешно же. Вы не с неба свалились, товарищу Огранову лично известны. Что ж такого, если я спрошу, как вам рисуется идеальное для Отечества устройство?

— Мы, — сказал Остромов сдержанно, — не занимаемся устройством Отечества. Цель наша состоит в нравственном усовершенствовании и постепенном овладении…

— Знаю, знаю, — не слишком вежливо перебил Варченко. — Постепенном овладении способами полетов тел тяжелее воздуха. Борис Васильевич. Я ведь с вами откровенен. Отчего же вы не хотите мне сказать, каковы ваши взгляды на теперешнее положение дел?

Черт с ним, подумал Остромов. Это может быть проверкой, это может быть попыткой заговора, это может быть, наконец, заговор с целью проверки. Следовало сказать ни слишком много, ни слишком мало.

— Я полагаю, — проговорил он неспешно, — что при нынешнем положении дел Россия устраивается в правильном направлении. Ибо, во-первых, у масонства неизменен демократический принцип, и ежели большинство народа едино, то… да. А во-вторых, легко заметить, что оккультная идея постепенно просачивается и в новые времена, и что одна религия всего лишь заменяется другою. Обратите внимание на частые упоминания вечной жизни, на образ всегда живого — это уже почти признание высшего бытия, и при сотрудничестве осторожных людей из числа посвященных…

Он многозначительно умолк.

— Ну, ну? — поощрил Варченко. — Что же?

— Практически — ничего, — пожал плечами Остромов. — Теоретически же — разрешение скромных лож вроде нашей, где мы сможем совершенствоваться, не обвиняемые в мракобесии и отступлении от доктрин.

— Опять философствование, — поморщился Варченко. — Что, господин Остромов, вы очень любите философствовать?

— Я, собственно, ничего другого не делаю, — улыбнулся Остромов как мог дружелюбнее. Улыбка эта на языке посвященных означала: отстал бы ты от меня, мил человек, а если хочешь предложить себя в компаньоны, переходи к делу.

— Вы ведь демократ? — спросил Варченко, подаваясь вперед.

— Демократ в каком смысле? — с легким раздражением ответил Остромов. — Если вы о конституционных демократах, я с молодых лет вне любой партии. Если же о форме правления, то да, масонство всегда почитало для себя идеалом демократический принцип, который в предельном развитии ведет к истинному народоправству. Но это путь всеобщий…

— Всеобщий, да, да, — с досадой повторил Варченко. Остромов не мог понять, что его так бесит. — Каждая вошь голос имеет, каждая жизнь бесценна, под это дело все великое мы сейчас чик-чирик, тупому стаду наврем, что оно избирает и избирается, а сами станем обделывать дела. Правду говорят, что масонство и есть демократия, что вся демократия и есть выдумка масонства, — но об этом позже, Борис Васильевич, позже. Я пока хочу понять: вам-то самому чего надо?

Варченко не собирался давить его любой ценой. Этот сероглазый ферт был человек небесполезный, внушительный, и ежели бы привлечь его на свою сторону — на вторых, разумеется, ролях, — он мог помочь в осуществлении Плана, в строительстве той империи, которая рисовалась Варченке и на которую явно нацеливался Двубокий. Так они постепенно подобрали бы людей и сделали тут такой Великий Восток, что никаких масонов не надо.

Остромов опешил.

— Какие же цели может преследовать масон, кроме свободы и блага? — спросил он осторожно.