Со дня инициации, когда лучшие маги страны вынесли вердикт, что царская дочь — пустышка, ей снились вот такие реалистичные сны. Поначалу она путалась, терялась в них, не умея отличить вымысел от реальности. Тем более, что пребывание во снах каким-то образом влияло на мир. Если она во сне переставляла вещи, они меняли свое положение в Яви. Если во сне она убеждала отчима отпустить ее на вечерку, то поутру он приходил и спрашивал, когда ее ждать домой. Если во сне она ела или читала…В общем, все шло впрок. Нормального объяснения этому явлению так и не нашлось. Но во снах она могла входить в любые дома, колдовать и даже посещать чужие сны. В реальности, при этом, оставаясь пустышкой. Собственно, благодаря наличию там у себя магии она и определяла, когда спит. Вторым явным отличием от реальности было небо. Неизменно изумрудное.
Вот и сейчас изнуренный переживаниями мозг выдал ей самое желанное сновидение — живого Велимира. Только вот смотреть на жениха и знать, что он умер — худшая из возможных пыток. Куда как проще было бы не догадаться, что спишь. Попрощаться, попросить прощения, сказать, что любишь. А на утро проснуться с чувством необратимой утраты и зябкого одиночества.
Велимир подошел, сел на лавку, обнял невесту, делясь теплом, и прошептал:
— Душа моя, ну прости меня, не дуйся.
Василиса зажмурилась. Щеки обожгло слезами. Казалось, из глаз течет огонь.
— Приревновал, наговорил глупостей. Но ведь не поздно еще все исправить?
— Поздно, любимый! — Василиса вскочила с лавки, — Слишком поздно! Ты умер, Велимир! Умер, понимаешь?! Упал вчера с утеса на острые камни, и море, словно верный пес, слизывало твою кровь. А теперь ты приходишь ко мне целехонький, в чистой рубахе, без единого пятнышка. Зачем? Хочешь утянуть в Навь, измучить чувством вины?! Можешь не тратить зря силы. Меня подозревают в твоем убийстве, и если не случится чуда, то подозрения превратятся в приговор. Ты ведь знаешь, что делают с убийцами магов? Их казнят. Отрубают голову. Так старомодно, и так эффективно. Поэтому не долго тебе пребывать в одиночестве! Скоро твоя невеста пересечет Смородину-реку. Жди.
Велимир нахмурился, почесал в задумчивости скулу. Ту самую, в которую прилетела пощечина.
— Ты ударила меня, — наконец произнес он. — И я упал… Выходит, удачно, раз не помню. Так надо было, пойми. Конечно, надо… в тарелке яд. Правильно. Иначе я не смог бы, испугался, а надо было успеть, пока связь крепкая, ведь она таять начала. — Он поднял на Василису пустой остекленевший взгляд. — Но, я не хочу там быть. Кругом пустота, снег. Тропы не видно. Помоги, выведи меня!
Василиса невольно отпрянула, а Велимир медленно, тягуче поднялся, взял ее за руку, и камеру поглотил туман. Серый, плотный, влажный. Сквозь его клубы валил снег больше похожий на пепел. Под ногами чавкала липкая жижа. Жених отпустил Василису и попытался согреть дыханием собственные руки.
— Тут холодно. Всегда, — произнес он, и облачко пара осело инеем на его усах, — вечный снег и вечная слякоть... Знаешь, снег — это слезы по умершим. Он очень замедляет путь домой.
— Путь?
— Да, путь. Те, кто попадают в Навь, не имеют даже дороги под ногами. Кто-то бесцельно бродит, кто-то зациклен на жизненной неудаче, кто-то ищет Смородину, чтобы отстирать полотно своей судьбы, а кто-то пытается вернуться. Но не все могут. Я могу. Видишь, когда ты рядом, туман рассеивается. Маги возвращаются чаще. И не теряют себя в пути. Но нужна связь, маяк, нужен провожатый. Василиса, верни меня домой.
— Домой? Как? Погоди, ты говоришь о тех, кто вернулся… об упирах? Магах крови?
По туману волной прокатился полный боли стон: «Убей!»
Василиса испуганно прижалась к жениху, привычно ища защиту в его объятьях. Велимир обнял ее, укутал знакомым теплом, прошелся рукой по смолистым волосам.
— Конечно, душа моя. Это мой шанс. Я вернусь, пересеку Калин-мост и стану упиром. В крови, с моей работой, недостатка не будет, да и в Гардарике таких магов чтут. Выведи меня отсюда…
— Василиса Сабурова, на выход! — раскаленным шилом ворвалось в сознание, и она проснулась. Обнаружила себя на лавке. Спустила на пол ноги. Ботинки оказались в грязи.
В допросной ничего не поменялось. Разве что бумаг на столе стало больше. Да помимо писала появилась большая чернильница из завораживающего, радужного стекла. Она кидала цветные блики, раскрашивая стены, отвлекала на себя внимание. Пера правда рядом не было. Судебный следователь, которая даже не потрудилась представиться в их первую встречу, сидела, уткнув свой помятый нос в документы, и делала вид, что не замечает Василису.
Наконец она отвлеклась, отложила бумаги и устало произнесла:
— Мы все нашли. Глупо было полагать, что свидетельств не будет. Теперь у нас полная картина. Сначала вы угрожали Велимиру Порошину, потом опоили его и столкнули с утеса.
— Опоила?