Останься со мной!

Клянусь, мне казалось, что он сейчас отечески потрясет у меня перед носом пальцем и велит встать в угол.

– За нами была слежка… – начала я, и он тут же скорчился и замахал на меня руками:

– Наслышан, наслышан… Твой защитник очень рьяно тебя отстаивал. Видно, зацепила ты его чем-то… Чем интересно, не знаешь? Ай-ай, женатый ведь человек…

Боже, как мне хотелось вцепиться ногтями в его просвечивавшую сквозь редкие русые пряди лысину!..

– Не стоило бы спускать это вам с рук… – продолжал он меж тем. – Ну, да кто я такой, чтобы разрушать такую дружбу. Чай, не сатрап какой, не деспот, а, как считаешь?

Он искривил тонкие губы в издевательской ухмылочке, а затем вдруг посерьезнел:

– Только ведь ты понимаешь, что теперь у нас с тобой все очень серьезно будет? Без шуток, без выкрутасов всяких: «это я не хочу, этого не умею…» Отдаешь себе отчет, Алина? Или, прости, как там тебя теперь? Айла?

– Отдаю, – кивнула я. – Юрий Остапович, я понимаю, что очень обязана…

Он снова прервал меня жестом руки:

– Не благодари, некогда мне это все слушать. Иди, Алина, работай! И помни: эмир этот у нас теперь за тобой будет числиться. Должок у него перед тобой, а? Ну, заметано, как говорится. Обещаю, без тебя его брать не будем…

Я так и не узнала, как удалось Володе убедить его не трогать меня. Какие доказательства он предоставил, какие доводы привел? Зато я теперь твердо знала одно: всем моим наивным мечтам о том, что когда-нибудь мне суждено будет выбраться из этой кабалы, сбыться было не суждено.

Отныне я завязла крепко, пожизненно.

Если я позволю себе рыпнуться, допустить хоть малейшее своеволие, мне припомнят и срыв задания, и убийство сотрудника спецслужб, и прочая, и прочая.

Об этом мне теперь нужно было помнить всегда.

Я и помнила.

Помнила в Ливии, в Бейруте, в Албании. Помнила, когда встречалась со связными, сидела в подполье, добывала и передавала информацию.

Помнила, когда стреляла – за прошедшие годы крови на моих руках, к несчастью, стало куда больше.

Я помнила о том, что не имею права на ошибку.

И о том, что виновен в этом, разумеется, ненавистный Юрий Остапович, добраться до которого не представлялось возможным никогда.

А также – эмир международной террористической организации «Камаль», шанс добраться до которого когда-нибудь мне мог бы и выпасть.

Я сбежала вниз по ступенькам в просторный холл.

Ранний утренний свет еще не проник сюда, и по углам широкого помещения клубились сумерки.

Я услышала, как Олег, стоя на крыльце, коротко и четко отдает какие-то распоряжения, затем двери открылись и он вошел в дом. Прореха на плече рубашки, измятые выпачканные брюки – все это я успела разглядеть еще сверху, с балкона. Но вот лица его мне в этом полутемном помещении разглядеть не удалось.

Я бросилась к Олегу, обвила его руками и прижалась щекой к груди.

– Что случилось? Тебя так долго не было…

Делать вид, что я вообще не обратила внимания на его исчезновение и странный вид, не стоило. Но и слишком торпедировать – тоже.

Он не отстранился, но и не обнял меня в ответ. Во всем его сильном теле чувствовалось напряжение. Сердце под моей щекой билось учащенно и тревожно.

– Прости, – глухо сказал он.

А затем, взяв меня за плечи, осторожно отодвинул:

– Алина, ты могла бы сегодня переночевать у себя?

– Переночевать? – хмыкнула я.

За окнами уже вовсю разгоралось утро.

Однако Олег, кажется, был слишком вымотан и напряжен, чтобы распознать сарказм.

– Да. У меня… возникли кое-какие неотложные дела. Я позвоню тебе днем. Идет?

– Конечно…

Но мне необходимо было выяснить, что же все-таки произошло. Тормошить Олега я не могла. Он был сейчас слишком закрыт. Оставалось лишь послушаться его, вернуться в отель и попробовать подключить свои каналы.

Я приподнялась на цыпочки, приложила ладонь к его холодному, влажному от пота лбу, а губами скользнула по шее, от подбородка вниз, к впадине, где нервно билась синяя жилка.

– Я уйду… – прошептала я. – Но просто хочу, чтобы ты знал: что бы ни случилось, я буду ждать… буду ждать, когда ты снова меня позовешь.

Он судорожно втянул воздух и прижал меня к себе.

– Прости, – шепнул он мне в макушку. – Это не из-за тебя. Просто… так нужно.

Вернувшись в гостиницу, я первым делом связалась с Володей по экстренному каналу связи и потребовала немедленной встречи.

Мы встретились с ним в кафе на площади Сулеймание – месте, откуда некогда янычары уходили на войну.

Кругом нас шумела разномастная стамбульская толпа, но почему-то именно в эту минуту она не казалась мне, как обычно, жизнерадостной и дружелюбной. Напротив, в самом воздухе как будто сквозило какое-то напряжение, тяжесть, тревога. А извечное турецкое солнце словно нарочно спряталось за невесть откуда взявшейся тучей…

– Этой ночью что-то произошло, – начала я без всяких прелюдий, как только Володя подошел ко мне. – Я потеряла объект из видимости около 12 часов ночи, на запланированном мероприятии. И снова увидела только утром, в районе шести.

– Как он выглядел? Ты можешь предположить, что произошло? – подступил с вопросами Володя.