Останься со мной!

Он прихватил своими невозможными крупными нахальными губами мочку моего уха. И я, наверное, в тот момент немного тронулась умом, потому что кивнула, вдруг ощутив, какое это наслаждение – перестать о чем-то думать, взвешивать, решать и просто сдаться на милость победителя.

Если Миша и был обрадован моим ответом, виду он не подал. Никаких триумфальных ухмылок и самодовольных комментариев. Он только кивнул кому-то – и я вдруг с удивлением увидела, как от стены клуба отделились два парня в джинсах и темных футболках, которых я до этого не замечала, и безмолвно двинулись к выходу.

Миша, не разжимая рук, повлек меня следом.

У дверей клуба Мишу, как оказалось, ждал «Ягуар».

Один из его охранников сел за руль, второй нырнул в припаркованный рядом джип. Помнится, я задумалась тогда на мгновение: откуда у скромного торговца сувенирами такой шикарный выезд и зачем ему охрана, но затем Миша притиснул меня к своей каменно-твердой, обтянутой дурацкой яркой рубашкой, груди и зашептал на ухо эти свои пошлости и двусмысленности, которые в устах любого другого, чуть менее харизматичного и колоритного мужчины вызывали бы только смех, в его же исполнении отчего-то волновали до дрожи в коленках…

Миша привез меня в свой дом, располагавшийся в прибрежном районе, в квартале, чем-то напоминающем Беверли-хиллз, который в то время населяли богатые выходцы из России. Вереница изящных белых зданий под темным южным небом, запахи моря, хвои и жареной рыбы…

Дом располагался на холме, откуда открывался прекрасный вид на безбрежную средиземноморскую гладь. Слева же виднелся кусочек Яффы. Дом был двухэтажным, белым, каменным, над крышей сплетались толстые ветки каких-то южных деревьев. Тяжелые, темно-зеленые, словно уставшие за день от жары кроны смоковниц, мощенный камнем прохладный двор, чересчур яркие цветы, словно раскрашенные анилиновыми красками, как в «Алисе в стране чудес»…

Это был уголок райского сада среди пустыни.

И снова я удивилась – откуда это у него столько денег? Неужели антикварные лавчонки приносят такой доход? Или это всего лишь прикрытие, и Миша на самом деле – подпольный наркобарон?

А потом я уже не могла ни о чем думать, потому что Миша повел меня наверх, в спальню, где было свежо от забиравшегося в окна морского бриза. Лампы погасли, но в комнаты проникал слабый отсвет от горевших в саду фонарей. Из-за этого все казалось таинственным, странным – и смазанные очертания мебели, и глубокие, удлиненные темно-синие тени, лежавшие на полу и на стенах.

У кровати обнаружился стеклянный столик на колесиках, а на нем – запотевшая бутылка обещанного вина и фрукты. Прямо-таки какой-то волшебный дворец из восточных сказок!

– Вина хочешь? – спросил Миша, подходя ко мне сзади и грубовато обнимая нетерпеливыми руками.

– Не-а, – я покачала головой.

– Правильно! Это потом! – кивнул он и принялся жадно целовать мне шею, ласкать губами выступающий позвонок.

Стянул с плеч платье, спустился ниже, к лопаткам, не переставая оглаживать, изучать, трогать горячими ладонями мое тело…

Теперь, имея за плечами куда больше опыта, я могу сказать, что Миша был на редкость умелым и щедрым любовником. Человеком, для которого на первом месте в постели было дарить наслаждение, а не получать. Неутомимый и ненасытный, бесстыдный и жаркий, легко переходивший от шутливой возни и смеха к беспощадным любовным схваткам.

Тогда же я поняла только – то, что он проделывал со мной в ту ночь, нисколько не походило на полудетское, невинное, чистое и солнечное, что было у меня с Санькой… Теперь это было сильнее, пламеннее – и в то же время… только телесное. Как будто душа моя отделилась от тела и парила где-то под потолком, с отстраненным интересом наблюдая за происходящим на кровати…

Наверное, я могла бы влюбиться в Мишу.

Этот рыжий бандюга был невероятно притягательным человеком, его животный магнетизм, жадная страсть к жизни, веселая беспринципность, азарт подкупали и кружили голову.

Да, я могла бы влюбиться – в других обстоятельствах.

Не случись со мной в шестнадцать той аварии, не живи во мне так глубоко страх снова подставить вселенной свою ахиллесову пяту. Я отказывалась, решительно отказывалась собственными руками вышивать между лопаток липовый листик, в который меня потом так легко будет поразить насмерть…

Поэтому наутро я решила, что с Мишей мне весело и надежно. Что он человек интересный и богатый (при моей отчаянной фобии нищеты и беспомощности это играло не последнюю роль). Что я не против иногда с ним встречаться, если он предложит, но… и только.

Никаких глубоких чувств, никаких привязанностей, романтики и надежд!

Я просто не могла себе этого позволить.

Миша же, не подозревавший о проделанной мной за ночь внутренней работе, казался вполне довольным тем, как все складывалось.