Я понимала: несмотря на то что он уже знал обо мне правду, ему невыносимо было получать все новые и новые свидетельства того, что я шпионила за ним, следила, подслушивала разговоры и совала нос в деловые бумаги.
– Знаешь. Ясно, – кивнул он. – БУК прибыл, мы его встретили, я распорядился, чтобы БУК доставили на нашу базу, сам проконтролировал это, проверил охрану и отдал распоряжения без моего личного приказа никаких действий с ракетным комплексом не совершать. Через три дня должна была состояться официальная передача БУКа министерству обороны Турции. Вчера вечером я был на приеме в доме у консула.
– Да, – подтвердила я. – Мы с тобой виделись там, даже разговаривали.
– Именно, – кивнул он. – Я отчетливо помню, как перекинулся с тобой парой фраз, а дальше – ничего…
– Как это – ничего? – не поняла я. – Провал в памяти?
– Да. И я не знаю, чем можно это объяснить.
Крупные, сильные руки его невольно сжались в кулаки. Ему, так привыкшему все контролировать, держать жизнь под уздцы железной хваткой, невероятно трудно было признать, что с ним случилось что-то необъяснимое – что-то, что он не смог предугадать и предотвратить.
– Следующее, что я помню, – это обочина дороги, ведущей к моему загородному дому. Земля, кусты, понемногу начинает рассветать… Я очнулся, не имея ни малейшего представления, как там оказался. Дошел до дома пешком, пытаясь уложить в голове то, что произошло, и понять: что это могло бы означать…
– А затем ты выставил меня, – усмехнулась я.
Олег проигнорировал мое замечание и продолжил:
– Немного придя в себя и собравшись с мыслями, я понял, что меня, вероятно, нарочно вывели из строя на несколько часов. Чтобы, воспользовавшись этим, добраться до каких-то аспектов моей работы, к которым при мне у злоумышленников не было доступа. Я немедленно поехал на нашу базу и обнаружил…
– Что БУК исчез, – закончила за него я. – Паршиво, ничего не скажешь.
– Не просто исчез. – Он посмотрел на меня, уголки его губ кривила странная улыбка: словно он сам понимал, что произнесет сейчас сущий бред, но в то же время осознавал, что этот бред каким-то вывернутым искаженным образом стал реальностью.
– Не просто исчез, я сам увез его. Мы с моим заместителем Ромашовым приехали на базу ночью, Ромашов передал охране подписанные мной документы. Я сидел рядом с ним в машине – и это точно был я, сто процентов! Ребята знакомы со мной не первый день, и они видели меня собственными глазами. С нами были сопровождающие – несколько военных младших чинов, на них, разумеется, никто не обратил особого внимания и приметы ни одного из них никто вспомнить не сможет. Итак, я подтвердил приказ, БУК был выведен из-под охраны и увезен с базы. Мы уехали вместе с ним. Это то, что мне сообщили на базе.
Я выслушала его молча, едва заметно кивая головой в такт его повествованию.
Грамотно сработано.
Радевич закончил говорить. Лицо его оставалось привычно бесстрастным, собранным и чуть мрачноватым, но я видела – по залегшей между бровями морщинке, по плотно сжатым губам – с каким трудом дался ему этот рассказ, признание в том, что он ошибся, облажался, допустил, что противники обвели его вокруг пальца.
– Дерьмовая история, – откровенно сказала я.
– Хочешь сказать, ты мне не веришь?
– Верю, – возразила я. – Верю, именно потому, что все сработано так, чтобы тебе никто не поверил. Очень разумно.
«Если только ты не идешь на опережение, не используешь двойное отрицание, – тут же вступил ехидный внутренний голос. – Если не разработал все так нелепо именно для того, чтобы мне стало очевидно: тебя подставили».
Я выпрямилась и дотронулась до плеча Олега, немедленно ощутив, как напряглись мышцы под моими пальцами. А еще вчера от моих прикосновений они становились плавными и тягучими, как патока. Удивительно все же – насколько это, оказывается, больно…
– Отклони, пожалуйста, голову чуть-чуть, – попросила я Олега. – Да, вот так. Вот оно!
Я дотронулась пальцем до крошечной красной точки на его шее, сбоку:
– Вот сюда тебя укололи. Вероятно, использовали какую-то особую формулу. Человек остается на ногах, но полностью лишается осознания ситуации и воли. А по завершении действия вызывает кратковременную потерю памяти. Не знаю, что именно тебе ввели, но препаратов таких существуют сотни.
Олег машинально потер место укола – там, где я только что прикасалась пальцами, и произнес:
– Это могли сделать только на приеме. Я прекрасно помню все, что происходило до того, как я приехал к консулу.
– Конечно, – кивнула я. – И там сделать это было очень удобно. Темный сад, куча народу, шум, суета, музыка…
Я помолчала и добавила:
– Ты поэтому подумал на меня? Потому что именно мое лицо оказалось последним, что ты помнишь до провала в памяти?
– По совокупности, – мрачно объяснил он. – Меня с самого начала насторожила череда случайных совпадений, которая привела к тому, что мы оказались вместе. Да и сам факт того, что известная певица вдруг начала проявлять ко мне такой интерес… – Губы его скривились в горькой усмешке.
До чего же мне хотелось стереть ее с его лица…