Вдвоем по лугу, через редкий лесок, где только что проснувшиеся птицы поют свои песни, и дальше — по узкой тропинке прямо к озеру, такому удивительно синему, где песчаное дно, просвечивающее сквозь прозрачную воду, медленно, словно в дремоте, уходит в глубину. Помнишь, в прошлый раз ты боялся гадюк и мне было смешно: такой большой мужчина, как ты, и боится крошечной гадюки, мне было смешно, но я со страхом слушала тебя. Здесь нет змей — пыталась я успокоить тебя, здесь нет змей, я с детства хожу к этому озеру и никогда не видела здесь змей. А ты сказал, что когда-то вы были в таких же зарослях, и заболоченная тропинка вела к маленькому озеру, вы были в тот раз вдвоем — ты не сказал, с кем вдвоем — вы были вдвоем, шли по такой же заболоченной тропинке и обнаружили мертвеца. Вы обнаружили мертвую женщину, она повесилась на низкой сосне или березе, что росла на краю болота, женщина висела на промасленной веревке, лицо ее было лилово-синим, ноги распухли: вы смотрели на нее широко раскрытыми от ужаса глазами, и тут тебя ужалила гадюка, ты закричал истошным голосом, тот, другой… та, другая, испугалась и убежала — слишком все это было страшно, и ты остался один. На дереве висела женщина, она была мертва, а ты лежал на земле, не знал, что делать, думал, что умираешь, ты слышал, что от уксуса гадюки умирают, и ты остался умирать а тот, другой, убежал неизвестно куда, но, к счастью, позже он опомнился и позвал на помощь. Женщину сняли с дерева, а тебя увезли в больницу, и с тех пор ты боишься гадюк, всем рассказываешь, будто умер в тот раз, хотя на самом деле ты не умер, тебя отвезли в больницу и ты поправился — все кончилось благополучно. Но тем не менее ты не можешь освободиться от этого воспоминания, боишься ходить в лес, внимательно смотришь себе под ноги, хотя все это случилось очень давно и бессмысленно вспоминать об этом; я успокаиваю тебя: здесь нет змей, я с детства хожу к этому озеру, а сейчас мы идем вдвоем — уже сверкнула его поверхность, вода искрится в лучах утреннего солнца, ты на мгновение останавливаешься, чтобы полюбоваться, а высоко в небе носятся ласточки…
Знай, что я люблю тебя и это озеро; я сажусь на камень и смотрю, как ты разматываешь леску, в отдалении всплескивают рыбы, некоторые выпрыгивают из воды, словно хотят взлететь в воздух. Я сижу на камне, ты задумчиво глядишь на поплавок, а я представляю себе: ты ловишь рыбу, чтобы накормить себя и меня, мы одни в целом мире, ты ловишь рыбу, чтобы мы могли поесть, я поддерживаю огонь в очаге, мы первобытные люди, живем в пещере, вдвоем, и у нас одно-единственное озеро и очаг — это все, что у нас есть, больше нам ничего не надо, озеро, где можно добыть рыбу, очаг, на котором можно ее поджарить, нам нужна еще только любовь, и она у нас есть, мы счастливы, мы так счастливы …
Ты сказал, что нам больше ничего не надо; мы сидели в тот раз на берегу озера, я была несчастна, я осталась одна, у меня не было никого из близких, я была одинока и несчастна, ты утешал меня и говорил, что на свете нет ничего выше любви, что все остальные чувства, связывающие людей, могут пройти, словно их и не было, что любовь ни о чем не спрашивает, она остается такой, как и в первобытные времена, мы живем в пещере и любим друг друга, хотя на свете так много, чем человек хочет обладать, но без чего может обойтись, а без любви он не может, любовь это все, без нее мы как бы слепы и ощупью бредем по дороге. Ты говорил о любви, и мы сидели у озера и смотрели, как маленькие рыбки резвятся в прозрачной воде, и когда ты замолчал, я кинулась в воду, схватила пригоршню песка, хотела пересчитать песчинки, ты засмеялся, стал брызгать в меня водой и сказал, что я маленькая глупая девчонка, что пора уже стать взрослой, и мне захотелось стать взрослой, ты с нежностью взял меня на руки, над нашими головами было синее небо, солнце опаляло водную рябь и она сверкала и искрилась миллионами капель, было утро…
Наше озеро блестит, как огромное зеркало, ты наловил уйму рыбы, солнце уже высоко, уха кипит, мы сидим бок о бок на большом камне и тут ты начинаешь вспоминать, и внезапно тебя нет, есть небо и проносящиеся в нем ласточки, а ты исчез вместе со своими воспоминаниями. Мы как будто впервые вместе, мне становится страшно, я хочу окликнуть тебя, сказать, что с детства хожу к этому озеру, что нет причин бояться, что гадюки здесь не водятся, но ты без конца говоришь об этой женщине. Женщина повесилась, а ты мучился от укуса змеи, нога у тебя распухла, и ты не мог идти, ты слышал, что после укуса змеи ходить нельзя, а то можно умереть, ты ждал, пока тот, другой, сбегает за помощью, ты ждал смерти, думал, что того, другого, тоже укусила гадюка, что весь мир полон гадюк и мертвых женщин, поэтому ты говоришь только о смерти; я не понимаю тебя, не могу понять — тебя как будто больше нет…