Остались только слезы

Продюсер вбил себе в голову, что роль преступной матери должна сыграть Люсия. Вначале она отказалась, ссылаясь на то, что она еще никогда не выступала в таком амплуа и ее долг насколько возможно отдалить момент, когда ей придется «разочаровать свою публику». Но продюсер, который не разделял ее абсолютной веры в меня, хотел уменьшить риск, обеспечив участие в фильме такой знаменитости, как Люсия.

В конце концов она согласилась. Это стало одной из скандальных подробностей, которую решил как следует использовать для рекламы ловкий пресс-агент. Ну, разве не забавно: великая актриса впервые исполняет роль матери, а в роли сына — ее любовник?

На следующий день после того, как Люсия в принципе дала свое согласие, Мов снова пришла ко мне в комнату.

Как и тогда, в то первое утро, на ней были те же самые джинсы и красный свитер. Я обратил внимание на ее осунувшееся лицо и синие круги под глазами.

Не знаю почему, но я был рад, что она зашла. Когда она появилась, я подумал, что, сам того не подозревая, скучал по ней.

— Привет! — тихо поздоровалась она, закрыв за собой дверь. — Я вам не помешала?

— Напротив. Я чертовски рад вас видеть, Мов. Чем занимались все это время?

Девушка, не отвечая, уселась верхом на стул. Протянула руку к пачке сигарет, лежащей на камине, и закурила.

— Смотри-ка, вы, значит, курите? — сказал я. — Что-то я раньше не замечал.

— А это недавно…

— И вам нравится?

— Нет. Но надо же быть как все…

Я спрыгнул с кровати, приблизился к Мов и приподнял ее лицо за подбородок.

— Ну-ка, взгляните на меня…

— Это еще зачем! — она отстранилась.

— Мов, вы больны!

— Еще что!

— Я же вижу! У вас бледная физиономия… И эти круги под глазами… — Непринужденным жестом я хотел взять ее за руку, чтобы проверить пульс, но она оттолкнула меня.

— И часто вы изображаете из себя доктора Кнока?

— Вам следует обратиться к врачу…

— Не действуйте мне на психику, Морис! В конце концов мое здоровье вас не касается! К тому же я прекрасно себя чувствую. Просто в последние дни постоянные кутежи…

Я опешил.

— Кутежи?!

— Ну, да, хожу на вечеринки, пью, курю, позволяю себя лапать разным придуркам и ложусь спать под утро…

— Мов!

— Ох, не смотрите на меня такими глазами! Вы мне не отец…

— Она усмехнулась. — Всего-навсего дядя!

От последних слов я вздрогнул как от удара хлыстом.

— Что вы сказали?

— Чистую правду… Я знаю, она не всегда звучит красиво, но бывает трудно удержать ее при себе. Я старалась как могла, Морис, но теперь чаша переполнена!

Меня пугал ее голос, он был лишен интонаций. Однако каждое произнесенное слово было тщательно продумано.

— Да что с вами такое?

— Кажется, Люсия собирается играть в вашем фильме роль матери? Я прочла об этом в газете…

— Ну, да… и что с того?

— А то, что я нахожу это смешным, более того — неприличным.

— Полно, Мов!

— Никаких «полно, Мов»! Если Люсия утратила всякое чувство собственного достоинства, то мы должны ей напомнить о нем. Вот и все! Представьте себе на минутку: эта женщина играет роль преступной матери того, кто на самом-то деле приходится ей любовничком! И это к тому же известно всем!

Я пребывал в растерянности и чувствовал, что возражать бесполезно. Но надо же было что-то сказать. Бывают случаи, когда отрицание очевидного является элементом житейской мудрости.

— Стыд и срам, Мов!

— Я просто в восторге, что вы нашли подходящие слова. И вправду, стыд и срам! Вот почему этого не должно быть.

— Что вы еще придумаете?..

— Не стоит протестовать, Морис. Мне все известно. Несколько вечеров я пряталась в саду и видела как вы занимаетесь воздушной акробатикой на пожарной лестнице. Этого вам достаточно?

Я опустил голову, сгорая от стыда.

— Вот почему я не хочу, чтобы она играла эту роль…

Наступила гнетущая тишина. Я надеялся, что Мов уйдет, но, похоже было, она решила остаться у меня еще; докурив первую сигарету, она уже прикуривала от дымящегося окурка вторую.

— Мов, я хочу, чтоб мы с вами поговорили…

Она пожала плечами, всем своим видом давая понять, что это бесполезно.

— Ваша тетя — актриса со своими… э… причудами. Великий артист — существо необычное. В том, что она не осталась равнодушной к моей молодости и позволила себе каприз, нет ничего особенного и тем более возмутительного.

Я не могу оправдать себя в ваших глазах, это невозможно. Согласен, Мов, я жалкий карьерист, не пожелавший упустить свой шанс; такое выпадает раз в жизни… Однако если я и не люблю Люсию, то по меньшей мере испытываю к ней почтение, которое с избытком восполняет любовь…

Мов встала.

— Я пришла не для того, чтобы присутствовать на вашем сеансе самоанализа, Морис. Я только хотела вас предупредить, что если Люсия будет играть эту роль, я здесь не останусь… Вот и все…

— Но почему вы, в конце концов, придрались к детали, касающейся работы? Какого черта, она ведь актриса! И тот факт, что в фильме она играет мою мать, никак не отразится на ее положении в обществе.

— В данном случае отразится! Вы сами прекрасно понимаете. Блонваль делает ставку именно на эту двусмысленную ситуацию. Он строит рекламу на скандале.

Мов удрученно покачала головой:

— Люди внушают мне отвращение.