– Да нет… так себе. Нормально платили. Просто изо дня в день одним маршрутом кататься меня несколько припарило. Да и скоро там водопроводы достроить должны были. Все равно бы сократили. – невесело усмехнувшись Вовка сказал неожиданно громко: – А уж первый водитель настолько тупой чел был, слов нет. Я подумал, что таким же стану, если не сбегу. Вернулся в Москву. Пошел в мастерскую. А сейчас вот безработный. Времени больше стало, решил тебя навестить.
Я кивнул, мол, понятно и снова отпил из кружки.
– А ты вот учишься. И не до страданий тебе простого народа. – как-то с укоризненной насмешкой сказал Вовка.
– У нас на курсе, есть несколько дурачков, что в какую-то молодежную группу входят. – сказал я не подумав что такой "дурачок" сидит перед мной, – Даже не особо скрываются. Гордятся своей оппозитарностью к существующему строю. Чувствую скоро им мозги вправят, если поймают на демонстрации или за агитацией.
– А почему ты их дурачками называешь? – спросил Вовка.
Я пожал плечами и не стал ему рассказывать свое нынешнее отношение к таким экзотическим видам получения адреналина.
– И меня дурачком считаешь? – ехидно спросил Вовка, и я посмотрел ему в глаза.
– И тебя, раз ты не бросил это дурное занятие. – сказал я честно.
– А… ну понятно. Мы дураки раз не оставляем нашей справедливой борьбы. Ну-ну. А вот ты умный раз предал все свои идеалы и стал лояльным гражданином.
Я пожал плечами, ничего не отвечая. Я уже понимал, что по-доброму мы с ним не расстанемся. И не расстались. Через некоторое время он поднялся со своего места и, сказав "прощай", не оглядываясь, вышел из бара. Конечно, великодушно оставив расплачиваться меня. Но я не стал плохо думать о нем. Все-таки без работы сидит.
Допив пиво и доковыряв последних раков, я расплатился по счету и вышел на сырой воздух улицы. Что-то случилось с генераторами погоды, раз в Москве так похолодало и влажность повысилась. Уже зажигались фонари, а я все, не спеша домой, брел по проспекту первой марсианской и наслаждался тишиной и покоем. Названный непонятно почему проспектом довольно узкая, но длинная улочка, лежала на моем излюбленном маршруте в Университет и обратно. Я никогда не спешил на ней, рассматривая возвышавшиеся надомной дома, и гадая, зачем и главное кто, додумался выкрасить их стены в багряный цвет. Я, конечно, понимаю, что проспект назван в честь покорителей красной планеты, но не надо же доходить до маразма. Но в темноте сумерек красный цвет превращался практически в черный, и я шел, словно в странном черном городе, где жители боятся выйти на улицу и включать в квартирах свет. Дело в том, что уже давным-давно стало модным ставить окна непроницаемые для выхода света из комнат. С улицы свет, пожалуйста, а изнутри нет. Даже не столько чтобы не подсматривали. А именно как дань моде. Так что, заметив светлые зашторенные проемы, я откровенно радовался, что есть люди понимающие, как и я, что освещенные окна это символ жизни ночного города.
На проспекте всегда было мало людей. Даже на небольшой площади перед каким-то административным зданием никогда я не видел сидящих на скамейках людей или гуляющих днем мам с колясками. Кто-то мне говорил, что половина зданий здесь это офисные комплексы. Но неужели живущие во второй половине строений люди так редко покидали свои дома?
Было всего девять вечера, а словно в каком-то Погребне, не самый короткий проспект столицы обезлюдел и даже электромобили по нему не катались, развозя спешащих домой с работы людей.
Я удивленно оглянулся назад. Посмотрел снова вперед и за исключением пары прохожих вообще никого не увидел на огромном участке проспекта. Покачав с улыбкой головой и представляя себя, и правда, Нильсом в ночном городе, я присел на лавочке возле одного из окруженных старинной чугунной решеткой дубов и закурил.
Через некоторое время мимо меня процокала подбитыми каблучками спешащая только по ей ведомым делам девушка и я зачарованно смотрел ей вслед, пока она не скрылась в темноте. Меня почему-то позабавила ее походка с оттянутым в сторону кулачком размашисто двигающейся руки. Со сжатыми жестко пальчиками другой руки на ремешке сумочки. Строгая, подтянутая. Ни каких тебе вихляний моих институтских подруг, никаких тебе движений головой поправляющих сбивающуюся прическу. Этакий симпатичный снарядик пущенный по странной траектории полутемного забытого всеми проспекта.
Я скурил вторую сигарету, когда к своему изумлению услышал то же самое цоканье приближающееся из темноты. Я даже улыбнулся при мысли, а вдруг она возвращается, чтобы познакомится с незнакомцем, занявшим лавку на ее пути. Я высмотрел ее приближающуюся из темноты и гадал, это она меня так рассматривает или что-то позади меня. Девушка так же стремительно подошла ко мне и спросила:
– Коха?
Я даже зажигалку выронил от изумления.
– Катя?.. – Я ошеломленно поднялся и пригляделся в ее слабо узнаваемое под хитро-модной косметикой лицо.
Она качала головой, словно тоже не верила своим глазам и я не выдержав, затараторил: