— Ах, сынок, — Виктор догадался, что мать в это мгновение махнула рукой так, как это получалось только у нее, так спокойно и легко, — нужда будет, так в куске хлеба не откажешь, а умру — похоронишь.
— Ты лучше живи, — попросил Виктор и повесил трубку. Сквозь дверь доносились звонкие голоса дочек. Виктор аккуратно потушил окурок — он и не заметил, как, в нарушение всех обетов, зажег нашаренный в шкафу “бычок”, — и спрятал его там же, между коробок.
Направился к двери — и встал как вкопанный, упершись взглядом в неведомо откуда взявшегося Белова.
— Собирайся, — коротко приказал комиссар. — Ехать надо.
— Уже? — только и спросил Виктор.
Белов наклонил голову и сухо сообщил:
— Беда у нас.
— Лаптев? — почему-то сразу догадался Виктор.
— И Лаптев тоже, — бросил Белов и ввернул непечатный крендель.
— Церковь, что ли, взялись рушить?
— Только бы и слез. Нет… По душам бьют…
— Как — бьют? — не понял Виктор.
— А вот так: твои сварщики оградки автогеном режут, а бульдозеры крушат все остальное.
— Но бульдозером быстрее, это же механизация… — пролепетал Виктор.
— Что — быстрее? Не понимаешь, что ли? Прямо же по могилам режут, безо всяких перезахоронений. Все прахом: могилы, памятники, имена…
— Как, а списки? А спецкоманда? Он же говорил…
— Там, где ты ему свои площадки разметил, он просто бульдозеры пустил… Твои, кстати. К понедельнику ровное место будет — чтобы ты свой поточный метод без задержки запускал…
В наступившей тишине раздались легкие шаги, и в дверь просунулась златокудрая голова:
— Пора ужинать, пап. Пойдем, — позвала Наташа и, смешно наморщив носик, зашептала: — Ой, у тебя здесь дымом пахнет, скорей открой окно.
И — убежала.
Василий оставался на том же месте, в той же позе, но Наташа его, конечно же, не видела.
Виктор крепко прижал ладони к лицу и постоял так несколько секунд. Потом сказал Белову, не разжимая губ:
— Жди меня в машине, я сейчас.
На жену он так и не посмотрел.
— И куда же? — поинтересовалась Валентина.
— На объект. Срочно.
— Без тебя не обойдутся. Рабочий день кончился. Опять я одна должна все по дому делать?
— Мне за работу деньги платят, — уже не сдерживаясь, возможно, что и неправедно, Виктор заводился, — и отпуск двадцать четыре дня.
— Ах, представьте себе!
— Не мешает представлять. Почаще.
— Только не говори, — Валентина придерживала чашку, пока Татка пила молоко, — что тебе надо ехать. Тебе надо — это я еще поверю. А от твоей зарплаты мы сильно забогатели!
О деньгах с Валентиной во все времена было бесполезно говорить. А сейчас Виктор и не собирался. Чуть виновато кивнув Наташе, он сдернул с вешалки куртку и сбежал вниз.
— Куда поедем? — машинально спросил он Василия Андреевича, виднеющегося на заднем сиденье.
Тот хмыкнул:
— К нам, куда же. Посмотришь, как твой друг разворачивается.
— Он мне не друг, — отрезал Виктор и завел мотор.
— А хороша, — вдруг отозвался Белов, когда “Москвич” вырулил со двора, — повезло тебе.
— Со стороны, может, и так, — не оборачиваясь, сказал Виктор.
— Да я о дочери. Старшенькой. Надо будет с ней поговорить.
— Вы хоть девочку-то не трогайте, — огрызнулся Виктор.
— Отчего же? Она у тебя умная, все поймет…
— Что — все?
— Сам знаешь, что. Художества ваши с Лаптевым.
Виктор, не сбавляя газу, открыл перчаточный ящик. Там лежала открытая, “гостевая” пачка дорогих и безвкусных ленинградских сигарет. Зубами вытащив бумажный цилиндрик, Виктор забросил пачку назад в ящик. А прикуривателя в машине не было, зажигалка же оставалась в столе на работе.
— Печет? — посочувствовал Василий и, не дожидаясь ответа, загнусавил: “Будут внуки потом. Все опять повторится сначала…”
— Ты хоть не пой, а? — попросил Кочергин. — И так на душе гадко…
— Соображаешь, — сказал Василий Андреевич другим тоном. — Это хорошо, что сам соображаешь. И что сразу поехал со мной — тоже хорошо. Но это еще не все.
— Ясно, — коротко бросил Виктор.
Молчали до самых кладбищенских ворот.
…Знакомая и всегда волнующая картина стройки: натужный рев бульдозеров, раздирающих красно-бурую, в прожилках и белых проблесках камней землю; грузовики, теснящиеся в очередь к экскаватору; сдавленное прерывистое шипение автогена; веселая перебранка электриков, навешивающих кабели временного электроснабжения… Знакомая картина; но Виктор, побелев, подхватил обрезок ржавой трубы и кинулся прямо на нож бульдозера.
— Ты что, очумел, такой-сякой разэтакий? — вылетел из кабины бульдозерист и, размахивая пудовыми, черными от нигрола кулачищами, бросился к Виктору. Соседняя машина, харкнув соляровым дымом, тоже остановилась; замер с поднятым ковшом экскаватор…
К счастью, свой, из СУ-5 бульдозерист сразу признал Кочер-гина; поэтому, когда Виктор, отбросив свою трубу, вцепился в промасленную робу и заорал нечто нечленораздельное, Саня не пришиб его, а спросил скорее даже испуганно:
— Ты что, Михалыч, жизнь надоела?
Кочергин еще раз потряс здоровенного Саню за грудки и наконец выкрикнул разборчиво:
— Ты что же это делаешь?
— А че делаю-то? — раскрыл рот Саня. — Ну во вторую вышел, так попросили же…
— Кто же тебе велел тут грести?