И тут я с горькой ясностью понимаю всю никчемность моего оптимизма. Потому, что для того, чтобы подать призыв о помощи, Мику должен сначала запросить об этом разрешения у меня. То есть, если бы я был тривиальным жителем моего мира, Мику сам мог решать, когда подать сигнал диспетчерскому терминалу. Но я, то, специальный агент, и после нескольких накладок отдел разработал для наших Мику совершенно особую программу. И пока моему организму не угрожает смертельная опасность — мой Мику будет молчать. А какая может быть на взгляд компьютерного устройства опасность у человека, который с комфортом лежит запеленатый с головы до ног?! Все правильно, никакой! А я не могу сказать ни слова, не то, чтоб команды отдавать. И ведь, что обиднее всего, сам же в этом и виноват! Ведь знал же, что за каждым моим шагом следят, но распускал хвост перед наивными туземцами. Расхвастался техническими достижениями своего мира, заставлял двери открываться по моей команде, строил из себя бога. А кто-то очень умный и внимательный тихонько изучал мои повадки самоуверенного гамадрила и в подходящий момент очень ловко этим воспользовался!
Тяжелая повязка вновь плотно легла мне на глаза, и равномерное покачивание возобновилось. Но оно больше не пугало меня, теперь я понял, что это такое. Меня куда- то тащили, я для чего-то был очень нужен этим странным незнакомцам со знаком темной луны на груди. И, значит, у меня есть время придумать, как их обмануть. Если только меня волокут не на мою собственную показательную казнь.
Сырость возникла постепенно, вначале я почувствовал как влажно прильнули ко мне повязки, потом струйки воды потекли по ребрам. Покачивание стало неравномерным, один раз моя голова резко ухнула куда-то вниз, правда, почти сразу вернулась в прежнее положение. А когда теплые лужицы скопились во всех углублениях моего тела, я понял — идет дождь. В Марофеле в эти дни стояла чудесная солнечная весенняя погода, следовательно, меня утащили уже достаточно далеко. Однако я не мог даже приблизительно определить время своего пребывания в плену. Уже несколько раз я засыпал и просыпался, но, сколько длился мой сон, выяснить не было никакой возможности. Меня пару раз кормили каким — то густым бульоном через трубочку, втиснутую между зубов, и поили кисловатым отваром. И каждый раз, глотая неизвестное пойло, я мысленно нахваливал себя за то, что хотя бы хватило ума принять антиглюк.
Покачивание резко остановилось, и чья- то нетерпеливая рука сдернула повязку с моих глаз. На этот раз я не успел зажмуриться, и увидел, в ослепившем меня своей внезапностью полумраке, темный силуэт наклонившегося надо мной человека.
— Ты меня слышишь?! — Вытаскивая из моих ушей затычки закричал он.
— УГУ! — Промычал я, морщась от грохота в ушах. За несколько дней полной тишины мой слух воспринимал все звуки с обостренной чувствительностью.
— Сейчас тебя освободят, — высокомерно заявил тот, кого я называл предводителем, — но не вздумай сделать глупость, твои парни у нас, и если я замечу что-либо подозрительное, это будет последняя минута в их жизни.
— Угу, — согласился я, мысленно скрестив два пальца.
— И не говори ни слова, — продолжил он инструктировать меня, в то время как чьи — то ловкие руки разматывали повязки, — пока я тебе не прикажу.
Ну, погоди, сатрап, если мне удастся отсюда вырваться, я припомню тебе каждое слово! Интересно только, правду ли он говорит, что Трик с Баметом у него, или пытается меня шантажировать?!
Когда мои затекшие ноги и руки начали мало-мальски сносно двигаться, и я смог сесть, то разглядел привязанных поодаль своих служащих. Они сидели спина к спине под огромной пальмой и представляли собой довольно жалкое зрелище. Парадная одежда, бывшая на них в день коронации, превратилась в мокрые лохмотья, обуви не было вообще. Один глаз Бамета представлял собой огромный, уже начавший зеленеть синяк, а у Трика через щеку тянулась рваной полоской подсохшая царапина. Неподалеку от них, наклонившись над носилками с неподвижным телом, что-то монотонно бормотал наш предводитель.
Внутри противно похолодело, когда пришло понимание, что ребят здесь держат только для того чтобы шантажировать меня. Я было рванулся к ним, обнять, расспросить, узнать как они попались в ловушку, но вспомнил слова предводителя и снова опустился на траву. Я и так уже был виноват перед ними, что вовлек в такие опасные игры и не собирался больше рисковать их жизнями.