Особые приметы

Завсегдатаев кафе мадам Берже иногда поджидали сюрпризы.

Вообще-то разговоры велись довольно однообразные. Переворошив в памяти прах гражданской войны, переходили к обсуждению нынешнего бедственного положения Испании и последних событий. Разогнана студенческая демонстрация. Недовольство фалангистов — они даже петицию подали. Упали закупочные цены на испанские оливки. Заявление личного совета принца дона Хуана Бурбонского. Итоги формулировались четко и категорически: «Франкистский режим разлагается на глазах», «Судорожные маневры диктатуры свидетельствуют, что она уже неспособна противостоять растущему натиску объединенных сил трудящихся», «Испанская экономика — корабль без кормила», «Внутренние противоречия обостряются». Слова висели в продымленном воздухе, как магические заклятья, вся сила которых — в повторении. На откидной доске стойки дремал, свернувшись клубком, черный кот мадам Берже. За окном, на улице Ансьен-Комеди, шла мимическая сцена между двумя бездомными: мужчина и женщина расположились на ночь над отдушиной метро и все время о чем-то спорили; видимо, они принесли эту ссору из каких-то очень далеких времен и все обвиняли друг друга в чем-то и что-то запальчиво друг другу доказывали; похоже было, они сейчас плюнут и разойдутся в разные стороны, но разойтись они никак не могли и вдруг с неожиданной нежностью принимались мириться, чтобы через минуту начать все сначала.

Однако в иные дни молодежь из самых верхних археологических напластований ни с того ни с сего вдруг покидала гладко укатанные тракты политических дискуссий и пускалась — никто бы не мог сказать, почему это происходило, — в воспоминания о своих любовных приключениях, доводя их таким образом — как бы мимоходом, разумеется, — до сведения прочих посетителей кафе. Пестрая вереница амурных похождений неопровержимо подтверждала наличие у рассказчика завидного темперамента.

В один из таких вечеров, когда, казалось, были преданы забвению все беды Испании и никто не хотел возвращаться к давно пережитой, навязшей в зубах горечи прошлого, компания молодежи пригласила Альваро поразвлечься.

Это случилось вскоре после приезда Энрике. Приглашение исходило от двух мадридцев из студенческого городка. Энрике познакомился с ними во дворе тюрьмы в Карабанчеле, недели за две до своего освобождения. Один из них, долговязый, предложил собраться в ателье своей приятельницы, художницы-норвежки: она нимфоманка, курит марихуану, и у нее вышла какая-то темная история с торговцем наркотиками, — словом, норвежка теперь редко бывает в ателье и разрешила своему другу пользоваться помещением, когда ему угодно. Остается только позвонить девочкам, уверял он, и можно закатить шикарный пижамный бал, а уж там все пойдет как по маслу. В ателье есть радиола и куча пластинок, вина — залейся, хватит на целый полк.

Долговязый отправился за ключом, а остальные вместе с Альваро двинулись в бар «Ром с Мартиники». Настроение у всех сразу повысилось, они шли весело взвинченные, словно ватага школяров, впервые рискнувших отведать в известном заведении запретный плод. В их воображении теснились картины любовных забав. А над их головами простиралось тусклое, затянутое мутью парижское небо. С рынка на улице Бюси доносились выкрики торговцев, громко расхваливающих свой товар.

— Ты куда? — спросил Энрике.

— Куплю сигарет и позвоню Мишель. Она любит такие сборища.

— Ладно. Мы будем на террасе.

Альваро свернул на бульвар Сен-Жермен, дошел до «Old Navy» и из телефона-автомата набрал номер улицы Бельвиль.

— Алло.

Голос Мишель прозвучал у самого его уха, печальный, мягкий, благоуханный, чуть сонный.

— C’est moi.

— Je suis fatigu'ee. Ca fait plus de quatre heures que je regarde la lampe au plafond sans fermer les yeux. C’est tellement crevant… Je ne sais pas si je tiendrai jusqu’au bout.

— Pourquoi la regardes-tu?

— Je ne sais pas.

Dis-moi. Qu’est-ce que tu fais cette apr`es-midi?

Je te l’ai d'ej`a dit. Regarder la lampe.

— Non, sans blague. Tu as la soir'ee libre?

— Pourquoi me le demandes tu?

— Je suis avec des amis. Je voulais t’emmener `a l’atelier d’un copain pour boire et 'ecouter des disques.

J’ai chaud. Je me sens incapable de bouger.

— J’emprunterai un ventilateur pour toi.

— C’est vrai?

— Je te jure.

— Merde! J’ai arr^et'e de regarder la lampe. C’est de ta faute, tu m’entends?

— Je t’attends `a la Rh^umerie Martiniquaise.

— Mais, qui sont tes amis?

— Des copains que j’ai connu au caf'e[87].

— Des Espagnols?

— Oui.

— J’aime pas les Espagnols. Je n’aime pas les gens d’aucun pays sous-developp'e. Il sont tous petits et horriblement sales.

— Mes amis sont tr`es grandes et tr`es propres.

— Tu crois qu’il y aura des disques de Miles Davis?

— Certainement.

— Et je pourrai me foutre `a poil?

— Tu pourras faire ce que tu veux.

— Bon. Alors je viens[88].