Особые обстоятельства (Рассказы и повести)

Меня осенило: а что, если взять да подслушать это Слово от самих троллей! Сегодня же ночью! Я чуть не заорал от восторга и бросился к Сене-очкарику. Но тот уставил свои фары в одну точку и, раскачиваясь, все коверкал, все выворачивал свой язык. Уж и похохочут завтра над ним ребята!

Одному, наверное, будет страшновато: я помнил предупреждение Софрошкина. Но двор на этот раз был пуст, только на лавочке, как обычно, сидели женщины. Как я обрадовался, когда увидел Леньку! Он выходил из подъезда, придерживая штаны и как-то странно, боком, подпрыгивая на босых ногах. Двумя словами я посвятил его в свой замысел.

— Ночью надо дрыхать, — сказал он.

Видимо, лицо у меня сделалось таким несчастным, что он смягчился, хотел потереть о штанину ботинок, но вспомнил, что ботинки арестованы, и мотанул головой:

— Ладно. Да сам увидишь — все это бабушкины сказки.

Условились встретиться у пустыря, когда луна влезет на трубу кочегарки. Больше всего я боялся заснуть и потому, когда в квартире все затихло, сдвинул простынку и матрац и устроился на холодной железной кровати. Но оббегайте столько километров за день по улицам и по двору и вы поймете, почему я мигом задремал.

В ребра меня словно толкнули. В наше окно хорошо была видна труба кочегарки. Небо за нею еще светлело, но луна, выпуклая, глазастая, уже вкатывалась в раму и была такой яркой, хоть книжку читай.

Я ополз с кровати, сунул за пазуху спортивки и, держась на всякий случай за живот, пошел в другую комнату. Отец и мама даже не пошевельнулись. Я открыл дверь в коридор, протанцевал на цыпочках, для убедительности толкнул и тихо закрыл дверь в уборную. Самым опасным казался крючок на входной двери, но он не щелкнул. Теперь оставалось только сбежать с лестничной площадки. Я ликовал. Луна стояла на самой макушке трубы, как большая лампа.

Ленька ждал меня у сарая, его рот то и дело раскрывался и издавал странные звуки, вроде взлаивания.

— Вав, — сказал Ленька, — ерунда все это. — И поежился.

Окна домов чуть поблескивали голубоватыми бликами, непривычными и жутковатыми были безлюдье и тишина, темные тени от сарая и бревен, казалось, двигались. Ленька перестал взлаивать и все замедлял шаги.

— Стой, — шепотом сказал я, — а с какой стороны они подходят?

Ленька пожал плечами. Луна бледно освещала пустырь, гора казалась куда выше, круче и мрачнее, чем днем.

— Залягем за бревна, — предложил я.

— Уж если охота все точно увидать, лезь в яму.

Мне не хотелось быть одному, но ничего более разумного я придумать не мог. Яма была по другую сторону горы, совсем неглубокая, сплошь затянутая травой. Я еще и сейчас помню, как домчался до нее, как упал в траву, больно уколов чем-то локоть, и долго не мог отдышаться. Но надо было устраиваться поудобнее и следить. Я подпер кулаками подбородок. Гора была совсем близко, и мне казалось, что я различаю на ней торчащий репейник…

И опять на ее склоне что-то сверкнуло. Я вобрал голову в плечи, пригляделся, но больше ничего не заметил. Луна уже вывинтилась из трубы и чуть отошла, с любопытством на меня посматривая. Веки мои стали падать, рот сам собою раскрылся. Но не успел я его закрыть, как услышал какое-то постукивание, будто десятки крохотных каблучков топали по пустырю.

Я до боли вытянул шею и увидел… троллей. Они шли длинной вереницею от кочегарки, возле которой уводил под землю ход с трубами. Теперь, я различал высокие колпаки со сломанными набок кончиками, украшенными кисточкой, разноцветные курточки, штанишки до колен, какие носят пай-мальчики, полосатые чулки и деревянные башмаки с загнутыми вверх носами. Все тролли одинаково согнулись, прижав к груди длинные узкие бороды, и тащили на спинах одинаковые мешочки. Ничего страшного не было в этих маленьких старичках, и я не мог понять, к чему нас запугивал Софрошкин.

Вот они, совсем близко. Сейчас я услышу Слово, завтра передам его ребятам!.. И Ленька теперь не будет говорить «фиг».

Но вдруг тролли остановились, и первый ткнул пальцем в мою сторону. Я вжался в траву, затаил дыхание.

— Поди сюда, мальчик, — послышался тихий дребезжащий голос. — Мы ничего дурного тебе не сделаем.

И ноги сами понесли меня к троллям. Старички бережно положили свои мешочки и окружили меня. Смешно было, что эти самые настоящие дедушки мне всего до плеча.

— Что ты здесь делаешь, мальчик? — спрашивали меня тролли, дружелюбно улыбаясь.

— Хочу узнать, каким Словом вы открываете гору.

— Никакого Слова нет, мальчик, — засмеялись тролли. — Смотри…

И тут по всей горе засверкали голубые искорки, бок ее раздался, и я увидел лестницу с перилами, уходящую вниз и освещенную нежно-розовым светом.

— Идем с нами, мальчик, — пригласили тролли.

Я взял мешок, и он оказался очень легким. Тогда я подхватил еще несколько мешочков и стал спускаться по лестнице. За мною постукивали деревянные башмаки и слышались тихие одобрительные голоса. Пожалуй, никогда в жизни не испытывал я такой радости от того, что помогал другим, как в этой пещере.