Однако, едва возвращался с работы отец, все это словно бы зашторивалось. Он снимал рубаху — синие, багровые рубцы, вмятины. Будто не живое тело, а сплошная боль. Валентинка чуть не плакала, крепилась… А разговоры с отцом! Никогда ни с кем не получалось у нее таких разговоров. Вот только, странное дело, о маме он рассказывал слишком стесненно:
— Хорошо мы с ней жили, Валентинка, понимаешь? И до сих пор она для меня живая…
Из командировки он вернулся вовсе непонятным. Лицо землистое, продольные борозды прочертились от крыльев носа к подбородку. Сел на стул, не снимая пиджака, пошарил по карманам, разыскивая папиросы, махнул рукой, сказал осипло:
— Вам привет от Петра Аверина.
— От Петюни! — ахнула Валентинка, не обратив внимания, что Семен Иваныч вдруг перешел на «вы»; сама-то она никак не могла привыкнуть называть его близким «ты», как ни принуждала себя. — Да где же его встретили-то?
— Я ведь был у Зинаиды Андреевны, — продолжал он все так же устало. — Как только захочется, поезжайте домой…
— Да хоть сейчас! — вырвалось у Валентинки.
Она тут же зажала рот ладошкою, отвернулась в раскаянье; под веками замокрело.
— Не беспокойтесь, Валентина Семеновна, — отчужденно сказал Семен Иваныч, — я не обижусь. Настроил я себя, что вы моя дочка, и поверил в это. И невольно обманул Зинаиду Андреевну, вас обманул.
— Как же так? — Валентина смотрела на него во все глаза. — Как это можно?
— Снимок тот, что у вас висит, видел. Не я там… Зинаида Андреевна ждет вас домой… В общем, собирайтесь, если хотите, а мне — на работу.
Он надумал переодеваться, Валентинка вышла на кухню. Она вроде бы нисколько не переживала, что столько дней провела в одной комнате с посторонним человеком, ухаживала за ним. Ей виделось: взбегает на крылечко, бежит через сенки в избу и — за перегородку, в свой закуточек, где книжки на полке, где плетеный половичок у кровати и стоптанные шлепанцы на нем. Там она слишком не задержится, выбежит к школе, остановится и увидит игручую речку в ивняках и травах, синий при солнце далекий лес. Потом пойдет к длинному старому дому, где малявкою встретилась с Зинаидой Андреевной. И стремглав помчится на ферму!..
Так размечталась, что не услышала, когда ушел Семен Иваныч. Вернулась в комнату — его не было. И не поел даже ничего. Ну придет же он еще, а пока Валентинка сбегает, гостинца Зинаиде Андреевне, бабушке, Любе Шепелиной купит. Или после? Нехорошо она так обрадовалась, нехорошо. Ведь Семену Иванычу-то каково теперь, ведь говорил он еще при второй встрече: «Я теперь без тебя не смогу». Но ведь не отец… Кто он ей? И Борис Никанорыч, и тетя Катя — кто они ей? Уедет — и все забудется. Почему-то вдруг вспомнилась Симочка, ее ярко крашенные губы: «А наплевать на всех… Зачем тянуть, надо собираться и сегодня же с любым поездом!..»
Она вытянула из-под кровати чемодан и щелкнула замками.
В наружную дверь кто-то забарабанил. Валентинка крикнула:
— Не заперто!
Все равно барабанили. Тогда она пошла в коридор, распахнула дверь на лестничную площадку. Там стоял высокий парень с взбаламученною шевелюрой. Валентинка только это и успела разглядеть.
— Вы будете дочерью Семена Иваныча Ляпунова? — резко спросил он.
Валентинка машинально кивнула и, предчувствуя что-то недоброе, стала тихонько пятиться по коридору.
— Семена Иваныча увезли в больницу. В госпиталь инвалидов Отечественной войны. Понятно, девушка? Найдете? Ну, пока!..
Она в согласии закивала опять, но смысл его слов долго до нее не доходил. В комнате стало почти темно и холодно, хотя за минуту до того все затопляло солнце. Она остановилась посередине, потерла кулаками лоб и затем медленно-медленно задвинула чемодан обратно под кровать.
Особые обстоятельства
За столом собралась вся семья Капитолины. Отец, сухонький старичок, закованный в двубортный костюм, сидел во главе стола, нервно моргая голыми веками. Шурша платьем и клеенчатым фартуком, мать Капитолины распределяла по тарелкам жаркое, и даже теперь движения ее были властными, и вся крупная, раздавшаяся вширь фигура была внушительной. Она говорила громко, как все туговатые на ухо и самоуверенные люди, и все угощала своего старшего сына:
— Почему ты мало ешь, или материна стряпня тебе не по вкусу?
— Да сыт я, мама, куда мне столько? И так, видишь, какой? — Он похлопал себя по тугому, облитому шелковой рубашкою, животу.
Служил Вихонин, брат Капитолины, по торговой части, приехал на своей машине «Жигули», будто приплюснутой сверху невероятною ценою, с визгливыми тормозами. Сидел за столом развалившись, то и дело утирая лицо и шею большим чистым платком. Его жена, миловидная, похожая на козочку, не проронила ни слова, иногда украдкою вопросительно поглядывала на мужа Капитолины Виталия Денисыча Корсакова кроткими коричневыми глазами. Корсаков не понимал значения этого взгляда, но ему почему-то хотелось защитить эту тоненькую с трогательно беспомощными ключицами женщину.