Основы этнополитики

Восточным славянам, неуклонно растущим в числе, путь на запад оказался закрыт по той же причине. В результате они двигались по пути наименьшего сопротивления — все дальше и дальше на восток (лишь много позже, при Олеге, Игоре, Святославе и Владимире — также и на юг). Двигались всем долготным фронтом, сохраняя при этом те этногенетические особенности своих популяций (племен, попросту), которые сложились со времен склавинов и антов. Продвигаясь с запада на восток, племена тянули за собой генетический шлейф в том же, естественно, направлении (142). Отсюда именно широтная изменчивость как основная.

Сказанное объясняет резкую специфику русского Юга, отчасти Центра, но не вполне объясняет, однако, резкую специфику русского Севера. Мало того, что он в принципе отличается в целом от Юга и Центра, но и еще: русские центрально-южные популяции более гомогенны, «тогда как северные популяции занимают каждая особое место» (290).

Возможно, это связано с приходом варягов-руси, но не только.

Во-вторых, данными Балановских подтверждается гипотеза профессора А.Г. Кузьмина о том, что в IX веке на Восточно-Европейскую равнину к летописным славянским племенам пришли совсем другие славяне: русы (русь), притом двумя потоками — с юго-запада и с северо-запада. Но те, что шли с юга, через Подунавье и Приднепровье, несли в себе иллирийский подмес[684], а те, что с севера, через Балтику, как Рюрик с присными, — были несколько сродни германцам и балтам. Поэтому недаром северяне по гаплогруппам резко отличаются от южан, но при этом близки европейцам. Как мы помним, генетические расстояния, скажем, пинежской популяции русских от немцев, поляков и литовцев минимальные.

По гипотезе Кузьмина, русы относятся к разряду не территориальных, как большинство летописных племен, а кровнородственных общин. В таковую общину невозможно войти со стороны иначе как в качестве раба; в этом секрет их несмешиваемости с местными субстратами, какими бы они ни были — не случайно генетическое расстояние тех же пенегов от соседних финских этносов максимальное. Но к славянам (не русам), жившим территориальными общинами, это не относится, поэтому смешанные популяции встречаются порой и на севере, и на юге, хотя и не определяют тут генофонд в целом, в отличие от центрально- и северо-восточных регионов Русской равнины.

Сказанное не только помогает понять причины резкой генетической оппозиции русского Севера и русского Юга, но и объясняет, как мне думается, наличие «южных» популяционных вкраплений на севере, о чем ниже.

В-третьих, исследование Балановских позволяет подтвердить еще одну неновую гипотезу, связанную с татаро-монгольским нашествием. Эта гипотеза развивалась благодаря трудам многих авторов, поэтому я ее вольно изложу в обобщенном виде.

Приход на Русь Батыя нанес самый страшный удар именно по Киеву, навсегда подведя черту под периодом его общерусского верховенства. Можно сказать, Киевская Русь кончилась в 1240 году. По свидетельству иностранцев, запустение киевского княжества непосредственно после падения Киева достигло таких степеней, что можно было сутки ехать — и не встретить ни одной живой души.

«Нашествие иноплеменных» — врагов, никогда ранее не виданных большинством русских, ярко инорасовых, инокультурных, владеющих непривычными видами вооружений и тактикой боевых действий[685], — производило впечатление совершенно эсхатологическое, апокалиптическое. Потрясенные до последних глубин души русские люди, кто не был убит или уведен в плен, бежали от этого внезапно обрушившегося невероятного кошмара куда глаза глядят.

Киев и его окрестности, как известно, были населены полянами. Но современные украинцы, как показали многочисленные и длительные исследования антропологов, не имеют с ними ничего общего, а являются потомками древлян, занявших освободившуюся от полян нишу[686]. Куда же именно переместились поляне?

Часть укрылась в донских плавнях, где жили бродники и берендеи, будущие участники украинского этногенеза. Часть окопалась за порогами на Днепре, на острове Хортица — это предки запорожских, впоследствии кубанских казаков. Часть разбежалась по другим княжествам и землям. Но были также весьма значительные группы беженцев, которых смертельный, нечеловеческий, мистический ужас перед непостижимыми «адскими» пришельцами гнал через всю Древнюю Русь — на край света. И загнал-таки туда в буквальном смысле слова: на край суши, к самому Ледовитому океану, на берега Белого и Баренцева морей. Где их потомки до сих пор и живут вполне компактно, выделяясь, как нам это показали Балановские, среди окрестных популяций, как нерусских, так и русских.