«Этносом следует считать всякую общность, которая складывается на определенной территории среди людей, находящихся между собой в реальных экономических связях и говорящих на взаимопонятном языке, сохраняет как правило на протяжении всего периода своего существования известную культурную специфику и сознает себя отдельной самостоятельной социальной группой. Коротко этнос можно определить как
Если учесть, что все пространство книги, заключенное между этими двумя дефинициями, посвящено развенчанию таких якобы непременных атрибутов этноса, как язык, экономические связи и территория, то это заключительное определение выглядит по меньшей мере непоследовательным. Судите сами.
Итак, язык. «Чем же отдельные народы отличаются друг от друга? Вероятно, всякий, кто попытается ответить на этот вопрос, скажет, что главным признаком народа является его язык». Так, несколько иронически, пишут Чебоксаровы, и их ирония обоснована. Ведь исследователям «ясно, что на земном шаре существует много языков, которые являются родными не для одного народа, но для целых групп этносов. Границы расселения отдельных народов и распределения языков далеко не всегда совпадают… Нередко встречаются также народы, отдельные группы которых говорят на различных языках»[213]. Все это достаточно справедливо и однозначно, чтобы поставить под сомнение роль языка как этнического определителя.
Итак, территории. Чебоксаровы приводят убедительные примеры из истории (в том числе о переселении народов), наглядно показывающие несовпадение этнических границ с государственными или ландшафтными, а также нередкие и даже неоднократные смены тем или иным народом своих «этнических территорий». Ярко высвечивается тот факт, что территория образования этноса и территория его нынешнего проживания — далеко не всегда одна и та же. Многие народы не сохранили — утратили или поменяли — свои этнические территории, многие народы живут в рассеянном или разделенном состоянии. И получается, вполне обоснованно, что территория, как и язык, не есть этнический определитель.
Итак, экономические связи. Последняя священная корова марксистско-ленинской этнологии. Чебоксаровы и тут полны скепсиса: «Наличие внутренних экономических связей хотя и является одним из обязательных условий возникновения каждого народа, но в настоящее время не может считаться характерным признаком всякого этноса»[214].
О ужас! Ни за грош загублены все три священные коровы, утоплены все три кита, на коих держится советская концепция этничности. Казалось бы, тут самое время поставить вопрос о том, какие же реальные, а не воображаемые связи связывают этнос в одно целое, начиная от его истоков, от этногенетической колыбели. Чтобы придти к простому, лежащему на поверхности и совершенно неопровержимому ответу: такими связями являются связи родственные, с которых начинается любой этногенез и которые трансформируются со временем во все прочие, включая языковые, культурные и экономические.
Но именно этого Чебоксаровы себе не позволяют, а потому сосредотачиваются на последнем «недобитом» признаке этноса (который в формуле Сталина является вторичным, производным и не главным) — культуре — и переносят на него весь этноопределительский акцент:
«Если народ утрачивает свою культурную специфику, он перестает существовать как отдельный самостоятельный этнос… Таким образом,
Авторы не заметили существенного противоречия, содержащегося в таком подходе, на которое указал В.Д. Соловей: «Определять русскость через русскую культуру, а русскую культуру как атрибут русскости, определяемой через русскую культуру, значит очутиться в порочном логическом круге». Это замечание, сделанное по поводу конкретно русского этноса, имеет вполне универсальный характер.
А Чебоксаровы теперь, прежде чем дать вышеприведенное полное определение этноса, подводят под него важнейшую идейно-политическую установку: