Осман. Хей, Осман!

Оставалось проехать не так уж много, уже видны были вдали стены и минареты. Но наступала ночь и Осман решил, что лучше всего будет не ехать ночью, а встать лагерем близ одного селения. И покамест его спутники ставили палатки, Осман проехал вперёд и увидел большую постройку, напоминающую дворец, имевшую внешние и внутренние дворы, в которых росло много деревьев. Ворота были заперты, и людей не было видно. Осман вспомнил сказки о джиннах, об их таинственных обиталищах, столько раз слышанные в детстве. Теперь, будучи взрослым, он не очень-то верил в существование джиннов. Однако в глубине души он всё ещё оставался мальчиком, жаждущим испытать бодрящее чувство ужаса! И вот он спешился, подошёл к воротам, схватился за кольцо железное и принялся настойчиво стучаться…

И спустя совсем короткое время ворота начали отворяться. Отворивший их человек был ещё молод, одет был в длинное чёрное одеяние и на голове имел маленькую чёрную шапку, похожую на перевёрнутую деревянную чашку. «Кто бы это мог быть?» — подумал Осман. А вслух сказал:

— Я — сын Эртугрула, вождя из племени кайы. Мы — тюрки. Я направляюсь в Конью к султану. Мы остановились здесь, неподалёку, ночуем. Я увидел ваш дом. Любопытство одолело меня. Скажите мне, кто вы?..

Осман всё ещё произносил слова этой своей речи, но уже понимал, что человек в чёрном одеянии не понимает его слов. «Как же мне быть?» — подумал Осман.

Однако всё же он завершил свою речь. И тогда человек в чёрном стал делать ему знаки. Осман разобрал по его жестам, что человек этот хочет, чтобы Осман подождал прихода толмача. И в знак того, что будет ждать, Осман приложил ладони к груди. Человек поклонился ему и ушёл, показав Осману своё доверие, потому что оставил ворота приоткрытыми. Осман же не стал входить без приглашения.

Вскоре первый человек воротился и рядом с ним шёл второй, одетый в такую же одежду и с такой же шапочкой на голове. Они оба были довольно ещё молоды, смуглы лицами, имели усы и небольшие бороды тёмные. Второй пришедший оказался, как и ожидал Осман, толмачом.

— Мерхаба! — Здравствуй! — приветствовал Османа толмач.

И Осман тотчас откликнулся учтивым приветствием.

— Я вижу, господин, по твоей одежде и по всему твоему виду, что ты — знатный тюрок… — обратился толмач к Осману.

Осман повторил всё то, что говорил первому пришедшему, то есть человеку, открывшему ворота.

— Я слыхал о вожде Эртугруле, — сказал толмач.

Тогда Осман спросил:

— Откуда ты знаешь наш язык? Быть может, и ты тюрок?

— Нет, — отвечал толмач, — я румиец, грек. Я выучил ваш язык, чтобы служить толмачом при объяснениях греков и тюрок. Мы все здесь — греки, румийцы. Это селение называется Силле[188]. А этот дом называется монастырём святого Михаила. Мы все здесь — христиане, монахи. Мы отреклись от мира, не имеем ни жён, ни детей, принесли обет целомудрия и целые дни проводим в молитвах нашему Богу!.. Ежели хочешь, будь нашим гостем! Входи…

Осман сомневался, не зная, как поступить.

— Это обиталище неверных! — думал он. — Не будет ли угодным Аллаху разорение этого обиталища? Не следует ли мне созвать моих спутников и стереть с лица земли гнусное это гнездо врагов истинной веры?..

Но тут вспомнил он давние, переданные ему отцом Эртугрулом слова Корана о неверных христианах… И подумал далее так:

«И они ведь — люди Писания. И им Аллах открыл нечто. И если они удержатся и не станут говорить дурное о правой вере, тогда и я могу говорить с ними…»

— Я правоверный, но я войду в ваш дом и буду вашим гостем, если вы не скажете о правой вере ничего дурного. Моя вера — это моя вера, а ваша вера — это ваша вера!..

Греческие монахи поклонились Осману, и он вошёл в ворота…

Они провели его через много комнат, больших и малых. И в этих комнатах он видел разное убранство, не знакомое ему. Привели они его в покои, где жил набольший их монастыря. И набольший этот, которого они называли своим настоятелем, вышел к Осману и приветствовал его через толмача. Этот набольший был уже стар, имел большую седую бороду и был тучен. Одет же он был, подобно обоим монахам, но шапка на его голове была большая и сходная уже не с перевёрнутой чашкой, но с перевёрнутым ведром. А на его груди висел на серебряной цепочке большой золотой крест…

— Отчего так мало вас в этом большом доме? — полюбопытствовал Осман.

— Нас много! — отвечал набольший густым толстым голосом. И толмач переводил его слова. — Нас много. Но все монахи уже завершили день, помолились на ночь и спят. А ты будь нашим гостем! Я — отец Николаос! А они — Василис и Костандис. А монастырь наш поставлен в честь и почитание предводителя небесного воинства, старшего меж ангелами, пресвятого Михаила!..

— Об этом старшем ангеле, предводителе небесного воинства, рассказывал мне отец, — сказал Осман с достоинством. — Этого ангела почитаем и мы, люди правой веры!..

— Я рад общему меж нами! — также с достоинством отвечал набольший, отец Николаос. И он повелел Василису и Костандису проводить гостя в трапезную…