Ослы

Низко пригнувшись к траве, я подобрался поближе и одним скачком бросился на нее. Она остановилась, повернулась и поскакала вниз с горы. Я бежал изо всех сил и уже касался руками ее спины, как вдруг споткнулся о кротовую кучу. Когда я снова поднялся на ноги, Бланшетта уже стояла у противоположной изгороди. Я снова побежал и быстро нагнал ее. Она продралась через изгородь и остановилась на противоположной стороне, словно смеясь надо мною. Изгородь эта была выше и колючей первой.

Бланшетта, очевидно, это отлично понимала, потому что едва успел я пролезть, как она снова повернула обратно. Будь при мне револьвер, я пристрелил бы ее на месте. Пришлось вернуться назад. Мерзавка сейчас же пустилась бежать прямо к кукурузному полю. Я последовал за нею. Она перепрыгнула через низкую изгородь, поспешно набрала полный рот кукурузы и устремилась к калитке. Затем она побежала по дороге ровной рысью.

Я остановился, чтобы вытащить колючку из своей икры. Однако колючка засела глубоко, и я решил оставить ее. Топот копыт Бланшетты доносился до меня с дороги. Я стал красться вдоль изгороди со стороны поля, пролез на пастбище, наконец, очутился впереди ослицы и притаился. Она остановилась, тяжело дыша, чтобы прожевать кукурузу. Я искренно пожелал, чтобы она подавилась этой кукурузой.

Пробравшись через изгородь на дорогу, я стал красться к ней, держась на теневой стороне. Рассматривая ее, когда она стояла залитая лунным светом, я радовался, что Бланшетта теперь в моих руках. Наконец, я приблизился к ней на десяток шагов. Она насторожила свои длинные уши и задрожала, затем осторожно повернулась и помчалась по дороге в гору.

— Теперь или никогда, — сказал я себе. — Если только мне удастся хорошенько напугать ее, она поскачет прямо вверх по дороге, замедляя ход в более крутом месте. — С диким криком я выскочил перед нею. Она захрапела; как скованная лошадь, и бросилась вперед.

— Но-но! — закричал я. — Но!..

Голос мой вселил в нее безграничный ужас; она поскакала и понеслась в гору. Вдруг она остановилась. Не знаю, как она умудрилась, но остановилась на полном ходу. Затем она бросила быстрый взгляд назад, увидела, что я нахожусь еще в десяти шагах от нее, спокойно повернула вправо и снова направилась рысцою на кукурузное поле. Не убавляя шага, я последовал за нею. Она побежала скорее, перескочила изгородь как раз в том же месте, как и в первый раз, и остановилась на противоположной стороне, смотря на меня торжествующим взглядом и пережевывая свежий початок, сорванный ею по дороге.

Пробравшись через изгородь на дорогу, я стал подкрадываться к Бланшетте, держась на теневой стороне…

Меня охватила внезапная усталость. Я весь промок от росы, и мне пришло в голову, что Билли может проснуться и мое отсутствие встревожит ее. Я решил, что лучше вернуться. В конце концов, Бланшетта чувствовала себя отлично, а это, несомненно, понравится Билли.

Итак, я вернулся.

— Ты не спишь, моя дорогая? — окликнул я, откидывая полу палатки.

Ответа не было.

Я осторожно вполз под палатку. Билли передвинулась во сне и теперь лежала посреди постели.

— Билли, дорогая, — сказал я, — подвинься немного, пожалуйста, подвинься немного вверх.

Она продолжала спать. Я продвинулся выше и нашел свободное место возле своей подушки. Здесь могло найтись место хоть для части моего тела. Я пробрался еще немного выше. Последовал зловещий скрип, колеблющееся движение, крик и, наконец, треск. Наш шарабан опрокинулся оглоблями кверху, и мы упали на землю. При падении нашего экипажа никто из нас не ушибся, однако, Билли испугалась. Вытащив ее из кучи вереска, одеял и палатки, я разъяснил ей причину катастрофы.

— Это я, наверное, нарушил равновесие шарабана, — сказал я ей. — Ты не захотела подвинуться кверху, и я забрался слишком далеко наперед. Бланшетта, знаешь ли, оторвалась. Она внизу, на поле, и есть кукурузу.

Я разостлал одеяла на земле и усадил на них Билли, когда внезапно заметил что-то белое, движущееся между деревьями немного выше, по горе.

— Смотри! — воскликнул я.

Билли посмотрела и вскрикнула от ужаса.

— Что это?.. Ах, что же это?..

Она вскочила и уцепилась за мою руку.

— Что это? — повторил я. — Да Бланшетта, конечно. Я сейчас ее убью.

Схватив свою тяжелую палку, палку, купленную мною специально для защиты от свирепых овчарок, встречающихся в торах, и низко приседая в вереске, я приготовился нагнать свою ослицу. Однако, к великому моему удивлению, она спустилась прямо к нам и, когда я внезапно выпрямился, не выказала ни малейшего испуга, но принялась ласково ржать.

Я здесь не могу повторить того, что сказал ей, но, высказавши все, что у меня было на душе, я отвел ее назад к дереву, скрепил веревку и крепко привязал ее. Затем я вернулся к Билли, снова привел в порядок шарабан, постель и палатку, и, истомленные пережитыми волнениями, мы проспали до половины одиннадцатого следующего утра.